Книга Брусиловская казна - Сергей Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё секунда – и подполковник увидел прямо перед собой блестящие глаза. Совершенно не злые, можно сказать даже – озорные. Всего лишь одно мгновение – а память зафиксировала все мельчайшие детали.
Совсем ещё мальчишка. Лет семнадцать-восемнадцать. Среднего роста, тощий, но жилистый. Ямка на подбородке… Стоп! Да это же Василий. Или Павел. Кто-то из детей Петра Гордыны!
Офицер быстро нащупал в кобуре пистолет, но юноша первым нажал на спуск.
Чекист повалился на бок и застонал…
* * *
Расправившись с противником, Василий и Павел рванули в глубь лесной чащи. Хотя в темноте густой смешанный лес повсюду напоминал непроходимые джунгли.
Только к утру парни наконец остановились и смогли перевести дыхание.
Погони не было.
Утомлённые, они легли в маленькую ложбинку, прижались друг к другу и забыли обо всём на свете.
Куда-то вдаль отступили боевые побратимы, сражающиеся за самостийную неньку, отец, получивший в этой борьбе смертельное ранение, рано поседевшая мать, и днём и ночью напрасно выглядывающая своих сыновей на окраине родной деревни с милым сердцу названием Дубки.
Тревожный сон был непродолжительным.
Павел услышал скрип колёс и толкнул в бок Василия:
– Вставай, братику, фура едет…
Тот мигом вскочил на ноги, сладко зевнул, потянулся и начал медленно вертеть головой, намереваясь установить, откуда доносятся звуки. Наконец выбрал нужное направление, резво бросился вперёд прямо через колючие кусты, до крови исцарапавшие ему руки, и чуть ли столкнулся с крестьянским возом, запряжённым одной худосочной лошадёнкой.
Извозчик дрогнул от прикосновения металла к спине.
– Тпру, приехали!
Мужик повернул голову на голос. Он уже успел поднять вверх руки, и Василий отчётливо видел, как дрожат его пальцы.
– Не бойся, мы не бандиты, мы воины повстанческой армии!
– Свой я, хлопцы… Сидор Пилипчук. Пожалейте, не убивайте!
– Слазь! – грубо распорядился подоспевший Павел.
Крестьянин медленно сполз с воза, обвёл прощальным взглядом сухорёбрую кобылу, лес, пушистые облака. Бедняга хорошо знал, чем заканчиваются такие встречи.
– Иди… Хотя нет – стой! Скажи, где мы находимся?
– В десяти километрах от Устилуга.
– А граница где?
– Вон там, – Сидор махнул рукой в неопределённом направлении.
– Иди! – щёлкнув затвором, повторил Павел.
Пилипчук обречённо сделал шаг, другой.
Василий тем временем улыбнулся брату и отвёл в сторону ствол его автомата.
– Тебе смертей мало?
– Сдаст ведь. Сам видишь – беднота, значит, за Советы!
Пользуясь нерешительностью повстанцев, крестьянин сначала ускорил шаг, затем перешёл на бег и в конце концов скрылся в лесу.
Павел с грустью погладил свой новенький шмайсер, словно сожалея, что не удалось в очередной раз испытать его.
* * *
До границы доехали быстро.
Кобылу отпустили за несколько сот метров до неё – последние шаги по родной земле приходилось делать украдкой, без шума.
Но в тот день фортуна явно отвернулась от близнецов.
– Стой! Стоять! Бросай оружие! – угрожающе прозвучала чья-то команда.
«Пограничный наряд», – одновременно догадались братья.
Два на два… В таких переделках они оказывались не раз. И вот уже хрипит, захлёбываясь кровью, их ровесник, русоволосый мальчишка с добрым веснушчатым лицом.
Но второй пограничник, более опытный, бывалый, отстреливаясь короткими очередями, бьёт наверняка, и пули свистят в непосредственной близости от Гордын.
– Беги! – оттолкнул брата Василий. – Я его задержу…
Павел, не медля, бросился в спасительную даль.
Он бежал и ощущал, что теперь нескоро, а может быть, уже никогда не увидит родимой матушки, не поклонится отцовскому праху.
«Даже не похоронили тата по-христиански», – больно кольнуло мозг недавнее воспоминание, и по небритому лицу скользнула солёная слеза.
* * *
Василий не мог поднять головы, а красноармеец всё стрелял и стрелял, не давая опомниться и открыть прицельный огонь в ответ. Казалось, целая вечность прошла с момента ухода Павла. Где теперь они встретятся? Да и встретятся ли? Интересно, что сказал отец ему перед смертью? Может, поведал о сокровищах, которыми не раз бахвалился?
Но что это?
Автомат пограничника вдруг смолк.
«Закончились патроны, и солдат меняет магазин», – догадался Василий.
Выскочив из своего временного укрытия, он, на всякий случай, пальнул несколько раз в сторону красного бойца и попятился к реке.
Но недаром они с братом отмечали хорошую подготовку пограничника.
Когда казалось, что спасение совсем рядом и осталось сделать только один последний шаг, слепая пуля догнала младшего Гордыну и впилась ему в плечо.
«Вот Павел – счастливчик! Будет упиваться заморскими винами, ласкать чужестранных баб, а мне, видно, суждено сгинуть здесь, на клятом перешейке между своей и чужой землёй…»
– Не хочу!!! – заорал парень и, собрав в кулак последние силы, ускорил шаг, оставляя за собой окровавленный след.
Участковый инспектор, капитан милиции Николайчук, родом из этих мест. Крестьяне его иначе как Трофимовичем не кличут. Есть в таком обращении что-то гражданское, сугубо мирное. И в самом деле, когда этот увалень с вечно красным, обветренным лицом «забывает» надеть форму, узнать в нём стража правопорядка практически невозможно.
Без малого двадцать пять лет служит в милиции Иван. Десять последних – в Ольховском сельсовете, включающем в себя помимо деревни, давшей ему название, ещё несколько: Мельники, Тетерев, Городище и Дубки.
Несмотря на кажущуюся неповоротливость, дело своё капитан знает отменно. Правда, ничего сверхъестественного на его участке давно не происходит. То кто-то клочок земли поделить не может, то самогонщики начинают торговать своим зельем налево и направо – вот и весь криминал!
Трофимович не только хорошо знает, но и обожает свою работу. Ежедневно в каждом из пяти сёл бывает. То пешком, то на попутках – как уже получится! А вот в тёплое время года щеголяет на мотоцикле. К-750 – любимое детище советских милиционеров! Местный люд издалека узнаёт его по звуку мотора. «Участковый едет!» Для одних это сигнал, предупреждение (надо прятать горилку!), для других надежда на помощь да и просто радостное, неординарное событие: слишком уж хороший собеседник Трофимович. А сколько анекдотов знает!
