Книга Гусарский монастырь - Сергей Минцлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг ухо его уловило звон приближавшегося колокольчика. Он подбежал к окну и увидал, что во двор верхом на буланом коне внесся гусар, за ним показались серая тройка и экипаж с двумя незнакомыми в голубых ментиках.
Пентауров бросился в девичью, где по его приказу сидели вооруженные саблями и пистолетами дворовые, вызвал их в коридор и стал позади них около двери в гостиную.
В зале послышалось мерное бряцание шпор; тяжелые шаги остановились посреди нее.
В коридор влетел перепуганный лакей.
— Барин, приехали! — просипел он, словно только что смертельно простудившись в зале.
— Зачем? — так же сипло спросил Пентауров, не выходя из засады.
— Не знаю… Вас видеть хотят!
— Спроси: зачем?
Лакей исчез, и через секунду раздался львиный рык Возницына:
— Видеть его желаем… черт!
Лакей, как овца от волка, шарахнулся назад.
— А ви-ви-ви… — только и мог доложить он Пентаурову.
— Идите все… иди!… — пробормотал Пентауров, толкая вперед свою охрану.
В дверях залы она остановилась, и гусары увидели четверых вооруженных детин, за которыми светилась багровая плешь, достававшая им только до плеч.
— Что вам угодно? — спросила плешь; плечи дворовых раздвинулись, и между ними показалось лицо хозяина.
— Вы господин Пентауров? — спросил Костиц.
— Я! -
Костиц закрутил ус и с пренебрежением поглядел на него.
— Не угодно ли вам выйти поближе: вас никто не тронет!
— Я, знаете ли, не виноват, что я вас так встречаю! — заговорил Пентауров; отсутствие в руках прибывших оружия и обещание «не трогать» придали ему храбрости, и он выбрался из-за спин телохранителей. — С кем имею удовольствие говорить?
— С представителями Белоцерковского гусарского полка, — сухо ответил Костиц. — Мы прибыли сюда требовать от вас объяснения по поводу происшествия с нашим товарищем.
— Господа, мне ужасно неприятно, я страшно огорчен тем, что случилось! — воскликнул, захлебываясь от волнения, Пентауров. — Но ведь я же не виноват: он явился…
— Не он, а господин Светицкий!… — ледяным тоном поправил его Возницын.
— Да, конечно, господин Светицкий приехал ко мне в возбужденном состоянии, гонялся за мной с саблей в руке, вот спросите всех их!
— Если говорят с дворянином, холуев не спрашивают… — по-прежнему произнес Возницын.
— Ну да; господин Светицкий приехал требовать у меня мою бывшую девку…
— Не девку, Леониду Николаевну, свою невесту!
Пентауров, точно от удара по лбу, раскрыл рот и заморгал глазами.
— Вот что?! — протянул он, ошеломленный такою вестью. — Да я-то же при чем здесь? Я ее не видал и ничего не знаю! Отец отпустил ее на волю, она куда-то исчезла, мне-то какое дело до всего этого?!
— Можете дать в этом слово? — спросил Костиц.
— Разумеется! — выкрикнул ГІентауров. — Два, три слова даю, что ее нет у меня! И никуда я не увозил ее и не видал ее! Обыщите весь дом, все строения, пожалуйста, я к вашим услугам!
Гусары взглянули друг на друга.
— Значит, даете слово, что вы Леониды Николаевны не похищали? — сказал Костиц.
— Честное слово, не похищал!
— Потрудитесь тогда изложить обстоятельства, при каких вы ранили нашего товарища.
— Он, то есть господин Светицкий, приехал ко мне, я встретил его, как гостя, а он сразу, как на лакея, закричал на меня, стал требовать от меня Леониду Николаевну… Но где же я ее возьму? Ее нет у меня! Он выхватил саблю и на меня; я безоружный был, бросился бежать; конечно, он за мной, по всем комнатам. Я схватил пистолет и выстрелил, господин Светицкий упал. Вот и все! Не мог же я действовать иначе, когда его сабля уже два раза свистнула над моей головой, и я едва успел увернуться?… Ведь он хотел убить меня, это нападение было, я защищался!…
Гусары опять обменялись взглядами.
— Точность рассказа тоже подтверждаете дворянским словом? — спросил Костиц.
— Разумеется!
— Должен предупредить вас, что если в ваши слова вкралась хоть малейшая неточность, которую не подтвердит по выздоровлении наш товарищ, разговор у нас с вами будет короткий! — произнес Костиц. — А пока, в ожидании этого выздоровления, не откажите не покидать губернии: мы уполномочены передать вам вызов всех господ офицеров второго эскадрона!
— Но позвольте, за что же? Зачем? — пролепетал, изменившись в лице, Пентауров. — Я же не обижал, не оскорблял никого?!
— Мы присланы не рассуждать, а исполнять поручение! — ответил Костиц. — Еще раз, во избежание излишних неприятностей, предлагаем вам здесь дождаться выздоровления господина Светицкого: он первый будет стреляться с вами!
Гусары брякнули шпорами, сделали вид, что кланяются, и пошли к выходу.
Пентауров остался с раскрытым ртом и беспомощно повисшими руками.
— Понимаешь ты тут что-нибудь? — спросил по дороге в Рыбное Костиц.
— А ни чертусеньки! — ответил, мотнув головой, Возницын. — Сдается, не погорячился ли наш молодец?
— Похоже… — проронил Костиц.
— С вызовом-то, пожалуй, лучше бы было пообождать?
— Ни в коем случае! — ответил Возницын, кладя длинные ноги на переднее сиденье. — Слишком большой убыток его величеству будет, если всякий у себя в доме из нас тир начнет устраивать!
В Рыбном их ждали с нетерпением.
Раненый был в забытьи; все собрались на балконе, где Костиц и Возницын передали все слова и уверения ГІентаурова.
— Он дал честное слово, что он ни при чем? — переспросил Шемякин.
— Несколько раз даже…
— Знаете, господа, я прямо отказываюсь верить всей этой истории! — воскликнул Шемякин, обращаясь ко всем гусарам. — Все это совершенно не укладывается в моем мозгу! Ну зачем ему было бы нужно это похищение, какой смысл в нем?!
— А тот смысл, что Леонида Николаевна понравилась ему, и он двинул марш — маршем! — ответил Курденко.
Он нагнулся и на ухо передал Шемякину все подробности. Тот слушал, склонив голову и закусив губу.
— Но ведь он же дворянин, он дал слово? — возразил он.
— А я ему не верю…
— Нет, это невозможно! Наш милейший Дмитрий Назарович немножко кипяток — вот и причина всего! Украл Леониду Николаевну кто-нибудь другой!
Шемякин говорил с полным убеждением.
— И я теперь того же мнения… — проговорил Возницын. — Постреляться с Пентауровым для порядку следует, но в пропаже Леониды Николаевны виноват не он!
— Главное — Священное Писание не забывать! — проронил Радугин. — Око за око, зуб за зуб!