Книга Гусарский монастырь - Сергей Минцлов

Светицкий наткнулся на дверь и несколько опомнился. С минуту он простоял, распахнув ее, на пороге и глядел помутившимся взглядом в коридор, затем, держа обнаженную саблю в руке, пошел в зал, а оттуда по всем комнатам, ища Леню.

Навстречу ему выскочило несколько лакеев; за ними виднелись перепуганные лица горничных и самого Пентаурова.

— Берите его! Вон тащите! — кричал он, толкая в шею и спины дворовых, но те, видя саблю в руке офицера, кто попятился назад, кто жался к стенке.

Светицкий шел, по очереди распахивая все двери и заглядывая в каждую комнату; одна из дверей оказалась почему-то запертой, он вышиб ее ударом ноги и вошел в спальню Пентаурова.

Через минуту он показался обратно, и вся толпа, подавшаяся было к той комнате, шарахнулась назад.

— Это сумасшедший! Вяжите его! — неистовствовал Пентауров, колотя сзади своих людей, но броситься на гусара, шедшего на них, словно на пустое место, никто не осмеливался; он молча продолжал свой осмотр.

Степан Владимирович метнулся в одну из комнат и выскочил оттуда с пистолетом руке.

— Уходите! Стрелять буду! — крикнул он, наведя дуло на Светицкого. Тот глянул в его сторону и пошел прямо на него.

Грохнул выстрел. Сквозь дым видно было, что гусар сделал еще шаг, затем выпустил из руки саблю и тяжело рухнул на пол.

Все, что было живого в коридоре, кроме самого Пентаурова, ринулось бежать.

— Куда вы? Назад! — закричал он. — Назад все!

На выстрел первым выскочил в коридор через зал Илья, за ним Стратилат с Агафоном; все трое бросились к лежавшему.

— Это вы что же, живых людей стрелять вздумали? — угрожающе произнес Илья, став на колени около своего барина и проворно расстегивая залитую кровью венгерку; Светицкий лежал без чувств со сквозной раной в середине плеча.

— Он сумасшедший! Он убить меня хотел! — воскликнул, потрясая еще дымящимся пистолетом, Пентауров.

— И следовало бы! — отозвался Стратилат. — Барин еще называется, тьфу! — Он плюнул чуть не в самого Пентаурова.

— К черту из моего дома убирайтесь! — заорал Пентауров. — Тащите офицера, а этих в шею вытолкать! — обратился он к возвратившимся своим дворовым.

Агафон ухватил валявшуюся на полу саблю Светицкого.

— Я ну-ка, попробуйте?! — прогрохотал он, выпрямившись во весь рост и подняв саблю над головой.

Толпа опять ухнула назад.

Илья со Стратилатом бережно подняли раненого и охраняемые Агафоном, вынесли его на двор и посадили в коляску; по бокам, поддерживая его, поместились Стратилат и Илья, Агафон взобрался на козлы, и четверик во весь дух помчал их в Рыбное, где Илья рассчитывал найти немедленную помощь своему барину.

Нечего и говорить, как приняли их в доме Степниных.

Раненого поместили в бывшей комнате Ани, перевязали, как могли, и тотчас же, на свежих лошадях, отправили Агафона и Стратилата в город за доктором; Илья остался при своем барине.

— Вот, брат, как мы нынче — на четвериках стали ездить! — сказал Стратилат, не без удовольствия развалясь в покойной коляске. — Оно, пожалуй, лучше, чем на своих на двоих отплясывать?

В Рязани, захватив доктора, коляска уехала обратно, а Стратилат побежал в гусарский монастырь.

Новость и неизвестные до тех пор никому подробности о деле Лени, переданные Стратилатом, ошеломили его обитателей. Костиц в ту же минуту приказал запрягать лошадей, и спустя полчаса пара троек понесла четырех офицеров в Рыбное.

Там был уже доктор, только что успевший осмотреть и перевязать как следует Светицкого. Рана, по его словам, была бы из опасных; пуля, по счастью, прошла ниже костей и не раздробила ни одной из них.

Светицкий, совершенно ослабевший от большой потери крови, был в сознании, когда в комнату, где он лежал, осторожно, на носках вошли в сопровождении Шемякина его товарищи. Их встретил неподвижный взгляд Светицкого. Лицо его было строго и бледно, как у мертвеца.

Из двери выглянули расстроенные лица Сони и Плетнева.

— Что, сыне? — пошутил Костиц. — Откупорили тебя, как бутылочку? Как себя чувствуешь?

— Ничего… — проговорил раненый и закрыл глаза.

Гусары постояли около постели и отошли к окну.

— Так это оставить нельзя! — волнуясь, шепотом заговорил Курденко. — Я сейчас поеду вызову его. Через платок с ним стреляться буду!

— С убийцами не стреляются, их нагайками лупят… — сквозь зубы процедил Радугин.

— Взять эскадрон и разметать по бревну все поганое гнездо! — предложил Возницын. — Что же это такое: ведь это же разбой был?!

— Дело! — закрутив ус, согласился Костиц. — Надо проучить подлеца как следует!

— Нет… — проговорил сзади них слабый, но твердый голос. Все повернулись. Светицкий глядел на них упорным взглядом: — Не вы… Я, только я… — Он замолчал. — Я сам убью его… — продолжал он, собравшись с силами. — Вызовите его сейчас же… сегодня… я встану скоро… через два дня… я здоров… Сам хочу!… — Голова его вдруг поникла, глаза потухли, и он потерял сознание.

— Господа, мы его волнуем, уйдемте отсюда… — сказал Шемякин.

Все гуськом по-прежнему выбрались из комнаты в гостиную, где и продолжали совещание.

Светицкий так определенно и настойчиво заявил о своей воле, что идти наперекор ей было неудобно.

— Что ж, подождем… — сказал несколько раздосадованный Курденко. — Пусть стреляется первым! А я вторым, если понадобится, буду!

— Я третьим! — подхватил Возницын.

— Стой! — воскликнул, подняв руку, как на эскадронном ученье, Костиц. — Типун вам на язык! Что вы неудачу накликаете? Понадобится очередь — дело за нами не станет!

Решено было, что старшие — Костиц и Возницын — немедленно же отправятся в Баграмово и от имени всего полка потребуют объяснения происшедшего, в случае малейшей вины Пентаурова, вызовут эскадрон и разнесут весь дом, а его самого на веревке отведут в Рязань, как простого убийцу.

Если же дело с выстрелом обстояло иначе, а не так, как рассказывали Стратилат и Илья, — ограничатся вызовом его от всех офицеров эскадрона.

Захватив с собой Илью, которому, на случай посылки его в Рязань за гусарами, Шемякин приказал дать верховую лошадь, Костиц с Возницыным на своей тройке поскакали в Баграмово.

Пентауров, несколько поуспокоившись после событий того дня, сначала героем разгуливал по всему дому, но затем стал тревожиться и даже мало-помалу обуреваться страхом.

«Будь этот дурак штатский, — размышлял он, поглядывая то в то, то в другое окно — не едет ли к нему еще кто-нибудь, — плевать бы я на него хотел! Не я, а он ко мне прилез! А у этого товарищи есть, гусары, народ отчаянный… Черт их знает, что ждать надо!»

На всякий случай он обыскал весь дом, нашел пару заржавленных пистолетов и столько же сабель и вооружил ими дворовых. Свой пистолет, привезенный им из Петербурга и снова заряженный им, он положил на столе у двери в гостиную и прикрыл его сверху парой книг, попавшихся ему под руку.