Книга Стервы - Джиллиан Ларкин

Слева от него раздвинулся занавес, и на эстраде появилась Глория. Она сделала шаг под ярким светом, и весь зал, казалось, издал один общий вздох восторга. Причиной тому, возможно, была необычность ситуации: юная белая девушка в окружении негритянского оркестра. Но, может быть, и то, что Глория сверкала с головы до ног, подобно переливающейся всеми цветами русалке, вынырнувшей из неведомых глубин. Зеленое платье туго обтягивало все выпуклости ее тела, а на этом фоне пламенели волнистые рыжие волосы. В осанке Глории, в каждом движении была изумительная грация, какой Клара у нее до сих пор не замечала — она царила на сцене, даже не успев еще и рта открыть. Когда же она ухитрилась такому научиться?

Пианист заиграл вступление, на четвертом такте к нему присоединился весь оркестр. И тогда Глория разомкнула губы и приковала к себе внимание зала.

Когда ты отверг мою нежную страсть,

Мне ярких нарядов уже не носить,

И нынче я в скорбь и тоску убралась,

Чтоб день тот жестокий вовек не забыть.

Я снова пришла, чтобы просто сказать:

Мне незачем больше кривляться и врать,

Я верною буду, я стану другой,

Позволь мне остаться, о мой дорогой!

Голос Глории идеально подходил к ее имиджу — он был полон страсти, в нем трепетала искренность, в нем звенели нотки глубокой грусти. Начала она песню почти в разговорном стиле, но затем перешла на самые низкие ноты. А когда песня стала рассказывать о том, как мужчина безнадежно разбил сердце героини, Глория сумела взять еще тоном ниже, постепенно переходя с гортанного шепота на хриплый стон.

— Мисс! То, что вы заказывали, — это бармен вернулся и уже смешал коктейли.

— Отнесите на столик Маркуса Истмена, пожалуйста.

Бармен осторожно придвинул к Кларе по стойке ее мартини, чтобы он не перелился в другие бокалы.

И тут она заметила: на шпажку одной из маслин был насажен клочок бумаги.

Руки у Клары задрожали, немного мартини пролилось из бокала. «Только не здесь, не сейчас», — взмолилась она про себя и сорвала записку со шпажки.

Я тебя вижу

Мысленно она представила, как он произносит эти слова. И каждое из них набатом отдавалось в ушах Клары, перекрывая ропот толпы, музыку, усиленный микрофоном голос Глории. Ей хотелось оставаться спокойной, собранной, но в глубине души уже начал нарастать панический страх, готовый охватить все ее существо. Она обвела зал бешеным взглядом. Повсюду, в любом уголке было множество людей, но все они смотрели только на эстраду.

Все, кроме одного.

Одна пара глаз была ей до ужаса знакома. Те самые глаза, которые когда-то давно светились такой любовью к ней, а теперь в них не было ничего, кроме измены.

Клара повернулась к стойке и одним духом выпила чуть не весь бокал мартини. В уме она еще раньше бесконечно проигрывала эту минуту. Ее дневник был переполнен неотправленными письмами, в которых говорилось все то, чего она так никогда и не произнесла. Там она сводила счеты и обвиняла. Там она даровала прощение. Это ведь она уехала из города, даже не попрощавшись, и сейчас она, чуть ли не впадая в истерику, не желала встречаться с ним. Она была на грани истерики, у нее было разбито сердце. И еще — она очень боялась.

— Простите, мисс, это не вы уронили?

Она ощутила, что он стоит рядом, а его рукав касается ее руки. Он положил смятый клочок бумаги на стойку перед Кларой. Она повернулась к нему лицом, стараясь выглядеть неколебимой как скала, как будто бы ничего не произошло, как будто она была выше всего этого. Но его присутствие лишило ее всяких сил.

— Я же сказала, что не желаю тебя больше видеть, — с трудом выговорила она.

— Клара. Кларабелла. — Он сделал еще шаг и заключил ее в объятия.

Ей хотелось оттолкнуть его, бить его кулаками в грудь — а что, если Маркус и Лоррен увидят? — но сил на это не было. Чем больше она сопротивлялась, тем более слабой ощущала себя, пока не сдалась окончательно и не рухнула ему на грудь с тихим рыданием, чувствуя, как отпускает ее сердце рука, сжимавшая его столько месяцев.

— Я ждал этой минуты с того самого дня, когда мы виделись в последний раз, — проговорил он, уткнувшись в ее волосы. — И не было мига, когда я не думал бы о тебе, с тех пор как ты меня покинула.

— Я покинула тебя? — Ну конечно, это так на него похоже — переворачивать все с ног на голову. Сплошная ложь. Да, она сбежала от него, но лишь после того, как он прогнал ее.

— Если бы не это, мне не пришлось бы проехать полстраны, разыскивая тебя.

— Ты невозможен. — Выглядел он старше, чем она его запомнила, хотя это ему как раз шло. Все то же могучее телосложение. Все та же широкая улыбка, от которой становится заметнее ямочка на подбородке. — Если бы ты хотел меня видеть, мог бы и позвонить. Открыто. И не играть в садистские игры, посылая мне загадочные записки.

— Загадочные? А мне казалось, они такие милые. Я хотел дать тебе время на размышление.

— Какой ты бред несешь! — сердито бросила Клара.

— Но я же не знал, захочешь ли ты видеть меня, — сказал он немного громче.

— Я и не хотела. — Новый глоток мартини придал ей смелости. — И сейчас не хочу.

Она стала теперь другой. Более сильной. Если Клара чему и научилась в образе Деревенской Простушки, то в первую очередь тому, что надо хоть немного уважать себя. Необходимо вернуть себе то достоинство, с которым она держалась, пока он не разбил ее жизнь.

— Ты по крайней мере могла бы со мной выпить.

— Я только что выпила.

— Клара, — сказал он, — когда это мешало тебе выпить еще?

И поцеловал ее в уголок рта. Его губы, такие мягкие, такие нежные, задержались там, и Клара не стала противиться. Внутренний голос кричал ей: «Ни за что! Вспомни, как он поступил с тобой!» Но она была заложницей своего тела, у которого были свои собственные воспоминания.

На мгновение весь зал куда-то исчез, и она разом забыла все долгие месяцы горя и слез. Казалось, что сейчас снова весна, она снова в Нью-Йорке, ей семнадцать лет — ей, горячей, сумасбродной, по уши влюбленной в Гарриса Брауна.

Снова, как тогда, когда она еще не знала всей правды о нем. Как и всей правды о себе.

18

Лоррен

Лоррен пребывала в состоянии кайфа.

Она помирилась с лучшей подругой, она чувствовала себя такой утонченной, она сидела в достойной зависти кабинке «Зеленой мельницы», да еще рядом с Маркусом Истменом.

Она даже ощутила прилив материнской гордости, глядя на то, как выступает Глория. Да, Лоррен была завистлива, но даже она не могла не признать: эта девушка умеет петь.