Книга Я и Софи Лорен - Вячеслав Верховский

И что же в результате оказалось? Оказалось – «сапожники» здесь, в общем, ни при чем. Оказалось, что киномеханикам в их киномеханическую будку поступил сигнал, что…

В Россию она таки прилетела! Она уже в Москве! И по главной лестнице Московского дворца молодежи в направлении его Большого зала с опозданием (нелетная погода) поднимается опять-таки она!

Им сообщили, и они прервали.

Но публика-то этого не знала…

Ее выводят закоулками на сцену и долгожданно ставят за кулисой.

И что же в результате получается? Круг, на удивление, замкнулся! Идет уже которая минута – фильма нет, публика – пустилась во все тяжкие и себя уже не контролирует, а Софи Лорен – трясется за кулисами. Она видит из-за шторочки кулис эту загадочную русскую душу, вывернутую наизнанку. Что это же палата номер шесть! Ей становится уже не по себе. И в целях, извините, самосохранения разгадать загадку этой самой души она явно не торопится.

А вы б не испугались? Вот и всё!

А фильма нет. И о Лорен еще никто и ничего.

Но есть ли предел сумасшествию? Нет, предела нет!

И чем дольше он безмолвствует, экран, тем больше наша публика неистовствует. А Софи Лорен из Италии все это принимает на свой счет, и тем страшнее ей становится. Потому что в первую голову она все-таки женщина, а уже потом – Софи Лорен. И еще: это наша женщина и коня на скаку остановит, и в горящую избу, но итальянская – она ж у них не дура.

Не спорю, в зале были лица и приятные, они-то, скажем, не орали, но те, кто орал и кто свиристел, свиристели и орали куда громче тех, кто не орал. И к тому же тупотели. Это как?

А суперзвезда всех времен и народов Софи Лорен все ждала триумфального выхода. Но пока что нет, пока не получалось (устроители же, видимо, решили: объявлять ее не будут, чтоб сюрприз!).

Конечно, бесконечно это продолжаться не могло. Еще минута – и Лорен бы удалилась…

Но когда она уже впала в истерику, и в истерику впал зал, но по разным, разумеется, причинам, у одного из закулисы сдали нервы. И он (а это оказался переводчик) легонько – в спину – подбодрил Софи Лорен. Но сил не рассчитал и, по сути, ее вытолкнул на сцену. С ней так не обращались никогда!

Деморализованная звезда, она чуть ли не летит лицом вперед, еще б секунда, и она упала бы на сцену. Не упала! За ней – с той же легкой подачи – пинком на сцену был приглашен и ее младший восемнадцатилетний сын. Следом с виноватым видом появляется то ли узбек, то ли татарин, арт-директор фестиваля по фамилии Далматин Уганачбеков. А замыкает триумфальное шествие не узбек как раз и не татарин, потому что, судя по всему, еврей, организатор всех наших побед – тот самый низенький плюгавый переводчик по фамилии… давно же это было!

И вот четверка этих смелых выбирается на сцену кинозала. Напомню: первой, как всегда у нас, идет женщина. Ее зовут Софи Лорен, и она вся бедная и бледная.

И в зале те немногие, кто в этом тарараме не свихнулся, уже кричат:

– Так это же Лорен!

Картина зала вмиг преобразилась. Все прозрели – и в едином порыве зал ахнул, потому что перед нами – да-да-да! Органы наших лучших чувств открылись ей навстречу. И кто ревел «Сапожники! Сапожники!» – вдруг переключились на «Ло-рен!» Они скандировали, они вопили в раже: «О Софи!», тянули к ней свои волосатые руки с наколками былых заблуждений и рыдали, как дети. Вот что такое истые поклонники!

А Лорен, а что она сама?

Когда, вглядываясь в публику тревожными глазами, она думает: «Боже, и куда же я попала?» – тут ей, через переводчика, как раз и объясняют:

– XVII Московский международный кинофестиваль рад приветствовать! – и всякое такое.

Чтобы пригасить неловкость публики – за все, что до того случилось в этом зале – Софи Лорен:

– Я тоже очень рада!

Ее радость уже можете представить. И сумочку, прижатую к груди, – она от нас как будто защищалась.

А надо сказать, что переводчик экземпляр был еще тот. Плюс рост. Точнее, минус. В том, что был он переводчик замечательный, я не сомневаюсь, плохого – кто бы допустил на фестиваль?!

Итальянским он владел, наверное, не хуже, чем русским, если не лучше. Хуже другое: с нами – этим поделиться он не мог. Потому что своим языком он не владел, как говорится, в совершенстве, потому что из тридцати трех букв их большинство – в связи с дефектом речи – он выговорить был не в состоянии.

Потому-то, по идее, к нему должны были приставить еще одного переводчика, чтобы тот – переводил уже нам с русского на русский.

Ну а так он переводчик был прекрасный.

Кстати, а вообще он был не нужен. Ну совсем! Если на Лорен и без слов смотреть – такое удовольствие: красота – она понятна и без перевода. Иначе, вот в чем прелесть настоящих женщин – в том, что слушать их совсем не обязательно, а только упиваться красотой. И все же. Все же…

Она произнесла с запинкой:

– Граци! Граци! – под овации.

И тут же этому еврейскому мученику собственного языка говорит она тихо, а нам громко, потому что в микрофон: мол, сапожники, а что это такое?

А тот же хитрож… же… же… умный же такой, и на голубом глазу ей поясняет:

– Значит, так. «Сапожники» по-русски – это как по-итальянски «граци», – для того чтоб не усугублять.

Желая положение спасти, наш еврейский патриот, он спасал его практически по-русски. Он, переводчик, страшно просчитался.

Кстати, «граци», я забыл сказать, «спасибо».

И Софи Лорен, чтоб хотя бы на словах оказаться ближе к этой публике, – к каждому сектору и ярусу Большого кинозала обратилась персонально:

– Сапожники! Сапожники! Сапожники! – легко отбила им поклоны и своей неподражаемой улыбкой улыбнулась.

Зал, извините, грохнул. А я подумал: обвалился потолок.

Что было дальше? Дальше было вот что. Эти, прости Господи, интеллектуалы въезжают сразу: так вот какой он, итальянский юмор; начинают в смехе заходиться и даже сыплются под собственные кресла.

А Лорен? А что она?

Публика, которая умирает от слова «спасибо», – кому не покажется дикой?!

Софи Лорен – к еврею: «А туда ли я попала?» – но этот переводчик, что с него… От страха выпучив свои и без того… Короче, он и прострация – они нашли друг друга. И с этим все: лишившись дара речи (хотя какого?!), переводчик молча затихает.

«Ну и публика! – смятенная Софи. – Ну и сумасшедшая Россия!..» И из ее груди непроизвольно вырывается: «Порка мадонна!» Ну а это как раз то единственное, что нам знакомо и без перевода, – итальянское проклятие «О черт!» И под кресла падают уже те, кто не успел свалиться на «сапожниках»: «Не, ну так шутить!»

В зале – хохот гомерический. И Лорен уже не понимает ничего.