Книга В погоне за миражом - Дэвис Линда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ради всего святого, как у тебя оказалась эта пленка?
— Есть источники.
— К чертям, Родди! Я не прокурор, и здесь у нас не судебное слушание. Ну?
— Разговор имел место на квартире Хью Уоллеса.
— Ты установил там микрофон?
Кларк самодовольно улыбнулся.
— Как тебе это удалось?
— Уоллес — мой друг.
— Ну да. Совсем забыл, идиот! Конечно же, он твой друг. И когда же состоялся этот разговор?
— Вчера вечером.
Мадд внезапно остановился и посмотрел на Родди так, будто увидел его впервые.
— Черт побери, горячо!
— А я что говорил? Какой может получиться материал! Я вставлю кусок об исчезновении Хелен Дженкс, напомню о ее пронырливом батюшке. Нужно будет только проконсультироваться у юристов, ведь за намеки у нас пока не судят? Да выйдет настоящая сенсация! Мне всегда хотелось написать о Хелен.
— Господи, Родди, возьми себя в руки! Ты же слышал запись. Во всей этой истории Дженкс единственная, кто ни в чем не виновен. Замаро сама называет ее козлом отпущения. Дженкс подставили. Что ты имеешь против Хелен?
— Если она невиновна, то зачем было скрываться? Пленку я слушал всю ночь, могу цитировать ее наизусть. Нет, Роланд, дыма без огня не бывает. Она должна была что-то такое сделать.
— Ну, скажем, Хелен почувствовала опасность, перепугалась и решила бежать.
— Не спорю. В любом случае есть отличный материал, и Хелен в нем присутствует. Нужно только подумать, под каким углом все подать. Нельзя же допустить, чтобы куш сорвало другое издание.
— Ты говоришь о себе, Родди. Куш от продажи твоей подружки должен достаться исключительно тебе.
— Бывшей подружки. Не забывай, это она меня бросила.
— И ты решил отомстить. Вот что я тебе скажу, приятель. В моей газете у тебя ничего не выйдет. Материал, безусловно, может получиться громкий, но этого недостаточно. Обвинения и угрозы, о которых говорится на пленке, пока не более чем досужие пересуды. Нет фактов, нет доказательств. Мне нужны детали сделок, номера банковских счетов. Я не собираюсь публиковать то, что ты тут накопал. Если изложишь все свои соображения хорошим слогом и с безукоризненной логикой — посмотрим, но до тех пор можешь забыть о мести.
— Что тебя не устраивает, Роланд? Чего ты так взъелся? И где я возьму столь желанные твоей душе детали?
— Тебе виднее.
Выйдя из редакции, Родди прошел по набережной Темзы и уселся на скамью. Полтора часа он смотрел на скучно-серые воды реки, затем вернулся за рабочий стол и принялся яростно крутить телефонный диск.
Выяснить местонахождение Дая Моргана оказалось совсем несложно. Подошедший в Уилтшире к телефону Дерек кратко ответил, что мистер Морган в Лондоне. Родди оставалось только ждать.
Добравшись на «ягуаре» до Доусон-плейс, он припарковал машину и расслабленно откинулся на спинку. Не прошло и двух часов, как терпение его было вознаграждено. Дверь дома, где жила Хелен, распахнулась, и Дай Морган начал неторопливо спускаться по ступеням лестницы на улицу. Приготовив камеру и сунув в карман включенный диктофон, Родди выбрался из автомобиля. С чуть искаженным от боли лицом — утром пришлось нанести визит дантисту — Дай смотрел себе под ноги и на остановившегося в двух шагах от него Кларка попросту не обратил внимания.
— Привет, Дай!
Морган обернулся; Родди заметил мелькнувшее в его глазах удивление.
— Присматриваешь за квартирой? Надеюсь, тебе известно, где сейчас Хелен?
Журналист с удовольствием представил себе ярость, которая будет душить старика, когда он прочтет статью о своей ненаглядной Хелен. «Подумать только, — пронеслось в голове у Родди, — целых полтора года я терпел твое молчаливое презрение. Ничего, мы еще сочтемся!»
— Привет, Родди. — В голосе Дая звучала, как и прежде, едва слышимая нотка недовольства. — Каким ветром? Я думал, Хелен дала тебе отставку.
— Один — ноль в твою пользу, Дай, но вернемся к делу. Насколько мне известно, банк Голдстайна понес некоторые потери, а Хелен Дженкс исчезла. Знакомый сюжет, не правда ли? Сначала отец, потом дочь.
Морган сделал шаг ближе.
— Очень патетично, Родди, очень. Просто смех берет. Кому интересно будет узнать правду? Молодая женщина уходит от молодого человека, причем делает это на редкость своевременно. Впечатлительный юноша не в силах перенести удар и отвечает на него единственно доступным ему способом — разящим без промаха пером. Браво!
— Ты мне льстишь. Я имею дело с фактами, не с эмоциями.
— Ах, какая, право, незадача! А я-то рассчитывал раскрыть обществу глаза на твой природный дар. — Дай повернулся и зашагал к машине.
— Так что, о Хелен ты не скажешь ни слова?
— Ни слова. На твоем месте я попытался бы хоть раз в жизни написать правду.
Вечером того же дня, в четверть девятого, Заха Замаро остановила свой «мерседес» у дома на Элджин-Крисент. Уоллес раскрыл перед ней дверь, Заха прошла в гостиную и уселась на кирпичную скульптуру. Хью побелел.
Замаро напоминала ему кошку, которая забавляется с беспомощной мышью; в глазах Уоллеса она являлась воплощением насилия и жестокости. Стремительно поднявшись, Заха приблизилась к Хью — настолько близко, что в голове его не осталось ни одной мысли.
— Давай закончим, — сдавленно просипел он.
— То есть ты согласен?
— А что мне остается? Ты сделала такое предложение, от которого невозможно отказаться. Выпьешь чего-нибудь?
Заха не могла скрыть удивления: она готовилась к продолжительной борьбе.
— Почему бы и нет? Водки, если она у тебя найдется.
Уоллес отправился в кухню и через минуту вернулся с запотевшей бутылкой «Столичной». Плеснув в два бокала ледяной жидкости, торжественно вручил один Замаро.
— За упавшие с неба деньги! — сквозь смех проговорила Заха, поднеся стакан к губам и запрокинув голову.
— По второй? — тряхнул бутылкой Хью.
— Я воздержусь. Займемся делом. — Она достала из сумочки лист бумаги с длинным рядом цифр. — Банк СИДЛ в Антигуа. Меня устроит сумма в пятнадцать миллионов долларов. Перевод по электронной почте. В начале следующей недели.
Веселье Хью мгновенно испарилось.
— Ты сошла с ума!
— А ты предпочел бы, чтобы я принесла любящему дядюшке голову его единственного племянника?
— Сумма слишком велика.
— А сколько ты оставишь себе, Иуда? По крайней мере сорок миллионов, а то и пятьдесят.
— Они предназначались не мне одному.
— Кому же еще?