Книга Тишина - Питер Хег

— Всех можно купить. Исключений нет.

За его гневом Касперу слышалось отчаяние.

— Думаю, что это ты, — сказал Каспер, — убил девочку. Я навел справки в Министерстве иностранных дел. Ты был в Непале. В то самое время.

Человек выскочил из-за стола, словно чертик из коробочки, размахивая руками, как марионетка.

— Это был Эрнст, охранник Йосефа. Я и не подозревал, что такое может случиться. Меня там и близко не было.

Профессор опустился на стул.

Каспер прислушался. Может быть, так оно и было.

— Я пытался объяснить им кое-что, — произнес он. — В Датском техническом университете. Измеряемое звуковое пространство, в нем мы ориентируемся из-за незначительного временного смещения в восприятии звука между правым и левым ухом. Но по большому счету это мизерная информация. Собственно звук, он воспринимается одновременно обоими ушами. Сознанием как таковым. И он не исчезает. Он существует вне времени и пространства. И он ничего не стоит. Тебе не надо его покупать. Все, что от тебя требуется, так это раскрыть уши.

Касперу вдруг показалось, что человек, сидящий по другую сторону стола, резко состарился. Как будто это произошло за пять минут. Волосы его теперь казались седыми.

— Я боюсь, — сказал он, — что Каин увезет детей на самолете.

12

Они ехали по кольцевому шоссе.

Рядом с Каспером хлюпал носом Франц Фибер. Важно — даже посреди бурных событий — не забывать о своих ближних. Бах вот никогда не забывал. Посреди строительства космического тонального собора у него находилось время для заботы о каждом отдельном кирпичике. Вечная забота о том, что все всегда должно звучать хорошо. Бережное отношение к Марии-Барбаре, к Анне-Магдалене, к детям — этого нельзя было не услышать. Каспер ободряюще коснулся плеча Фибера.

— Еще немного, — сказал он, — и дети будут с нами.

Он погладил трепещущую мускулатуру, его рука оставляла за собой липкий кровяной след. Они проехали мимо Роскилевай, центра Глострупа, потом начались поля. Каспер сделал знак, машина свернула налево и поехала по проселочной дороге до трассы для картинга, затем дорога пошла резко вверх и закончилась. Они остановились на искусственном валу, насыпанном над очистными сооружениями. Перед ними была площадка — пустынная, освещенная одиноким ночным прожектором.

— Не ходи туда. Тебя там ждут.

Каспер выбрался из машины.

— Я следую путем Дао.

— Как ты можешь это знать?

Желтые глаза смотрели на него с отчаянием.

— Это слышно. Это звук ласкового попутного ветра.

13

Между полем и дорогой тянулась цепочка тополей, между тополями и площадью был припаркован автомобиль. Каспер встал на четвереньки.

Машина звучала выше, чем следовало бы, — на полтона. Полтона — это не много, но совершенный слух эти полтона смущают. В семидесятые годы Каспер удивлялся записи «Wohltemperiertes Klavier»[54]в исполнении Рихтера, она звучала на полтона выше. Сначала он думал, что дело в пластинке или в мастер-ленте, что это техническая ошибка копирования. Позднее сквозь «Железный занавес» просочилась запись прокофьевских сонат в исполнении Рихтера, они тоже звучали на полтона выше. Тогда Каспер понял, что это не может быть случайностью.

Когда в автомобиле, людях или багаже есть какое-то содержание, то возрастает их собственная частота колебаний — или это так слышится. Каспер пополз боком, машина оказалась между ним и прожектором. В машине сидели двое.

Объяснение той записи Рихтера было дано только в девяностые, после того как было опубликовано одно его пространное интервью. Под конец этого интервью великий пианист рассказал, что возраст, не считая всего того ущерба, который он за собой повлек, снизил его чувство основного тона почти на полутон.

Тогда Каспер все понял. Рихтер настроил рояль на полтона выше.

Это его глубоко поразило. И не потому, что возраст сжирает человеческий слух, — возраст сжирает все, вспомнить хотя бы Бетховена. А потому, что человек может обладать таким своенравием, что ему ничего не стоит поднять всю классическую музыку на полтона выше, чтобы приспособить к своей собственной системе.

По-прежнему на четвереньках он обогнул угол здания. Открыл маленькую дверцу с южной стороны. Поднялся на ноги, хотел было побежать, но не смог. Согнувшись, он с трудом обошел конюшню и крытый манеж. В конюшне его услышала только Роселил. Он похлопал лошадь, успокаивая ее, на шерсти остались следы крови. Он порылся в сене — скрипка и бумаги исчезли.

Он перебрался на другую сторону двора, скрываясь в тени стены, повернул ручку двери, ведущей в контору. Дверь оказалось открыта.

Помещение выглядело как и прежде, но резонировало оно сильнее, чем обычно. Он порылся на полке под письменным столом — трехногий штатив исчез, а с ним и бунзеновская горелка, и дубинка.

Полки выглядели как всегда, в полумраке он отыскал в стоящих по алфавиту скоросшивателях папку с буквой К, вытащил ее и открыл: она была пуста.

Он поставил ее назад, взялся за ручку двери, ведущей в жилые помещения, она была не заперта, он вошел — внутри было слишком тихо.

Открыв дверцу холодильника, он обнаружил, что тот выключен. Открыл морозильник — он оказался размороженным.

Каспер вернулся в офис. Сел на стул. Поднял телефонную трубку. Телефон еще не был отключен.

Он набрал номер Сони, она тут же взяла трубку. Он приподнял тюрбан из полотенец и салфеток, намотанный на голове. Ему было слышно, что она лежит в постели. Голос становится более низким, когда антигравитационные мышцы не давят на легкие и не уменьшают объем звучания. Рядом с ней был мужчина, Каспер слышал его дыхание.

— То место, — спросил он, — у Даффи, как ты нашла его для меня?

— Появилось предложение. Насколько я помню. Рекламный листок. Вложенный в скандинавское издание «Cirkus Zeitung».

— Вы получаете до тридцати предложений в день. Ты даже не смотришь их. Почему же ты тогда обратила внимание именно на это?

Она ответила не сразу.

— Оно было адресовано мне, — объяснила она, — цена была невысокая. Наверное, мне следовало бы дивиться этим двум обстоятельствам.

Он подождал, пытаясь собраться с силами.

— Я сделала что-то не так? Навредила тебе?

— Ангел-хранитель, — произнес он, — может делать только добро.

— С тобой кто-нибудь есть? Ты не должен оставаться один.

— Я в компании, — сказал он, — настройщика роялей Всевышней. Меня настраивают на полтона ниже.

И положил трубку.