Книга "Поворот все вдруг!". Укрощение Цусимы - Александр Лысев

– Ад, ваше превосходительство, – позволил в своем докладе краткий лирический комментарий Родионов. – Они как с ума посходили. Большинство просто не отворачивали. Жертвовали собой.

Макаров слушал, хмуро сдвинув брови к переносице.

В итоге после десятка торпедных попаданий был потоплен «Севастополь». Торпедировали «Рюрика». С него сообщили по беспроволочному телеграфу на «Нахимов» – попытаемся сковать противника, прорывайтесь. Отстреливаясь, «Рюрик», окруженный ватагой японских миноносцев, с креном на правый борт, уходил в залив Тахэ. Там он вскоре приткнулся к песчаной отмели, отбиваясь от мелких, но смертельно опасных врагов. Те пускали по нему торпеды уже с дистанции в несколько кабельтовых. Пользуясь возней вокруг «Рюрика», «Нахимов», резко сменив курс, пошел на сближение с кораблями Катаоки. Дали самый полный вперед. Вмиг смахнули с морской поверхности одним выстрелом из восьмидюймовой башни подвернувшийся по курсу неприятельский миноносец. Хорошо приложили броненосцу «Чин-Иен», на котором держал свой флаг Катаока. От противника удалось оторваться у острова Роунд. Во второй половине дня пошли вдоль корейского берега на юго-запад. А за островами Эллиот напоролись на еще одну минную засаду. Опять миноносцы, минные катера, джонки и еще черт знает что, способное плавать и нести на себе хоть какое-нибудь взрывное устройство. Ближе к вечеру старый крейсер получил торпедное попадание в носовую часть по правому борту напротив шкиперского помещения. От немедленной гибели «Нахимова» спас только внезапно упавший над морем туман. Каким-то чудом с погашенными огнями ему удалось скрыться от шнырявшей повсюду вражьей орды минных судов. Несмотря на все принятые меры, «Нахимов» носом быстро оседал в море. Дали задний ход. Осторожно развернувшись, поползли кормой вперед к корейскому берегу. В таком виде «Нахимова» и застала «Светлана», шедшая в дозоре вдоль западного побережья Кореи. С «Нахимова» сняли команду и, открыв кингстоны, затопили бравого ветерана на большой глубине. Давно уже смолкла к тому времени вдали канонада генерального сражения. «Светлана» поспешила с докладом обратно к главным русским силам.

Выслушав Родионова, некоторое время Степан Осипович сосредоточенно молчал. Потом, развернувшись к офицерам, четко произнес:

– В Порт-Артур не идем. Поднять сигнал: «Броненосцам следовать во Владивосток». Пойдем кратчайшим путем – через Цусимский пролив.

– Что значит, не идем? – разлепил один глаз Рожественский, беспокойно заворочавшись на диване.

Не отвечая на реплику коллеги, Макаров закончил:

– Эссену выставить дозоры на юг. Надо попытаться установить связь с крейсерами Скрыдлова. Встретим в районе ожидания угольщики – хорошо. Нет – без них обойдемся. Угля должно хватить. Боекомплекта еще на раз отбиться – тоже. Но, думаю, это вряд ли понадобится. Все, господа, все свободны.

– Степа, что за дела? – заворчал Рожественский, когда в адмиральском салоне они остались с Макаровым наедине.

– Ты хорошо все расслышал?

– Ну да. Минного флота у японцев впереди до дури. Проломим… Подойдем засветло, вызовем из Артура миноносцы. Навешаем им по шее опять…

– Того не сомневается, мы пойдем в Порт-Артур. И чтобы причинить нам максимальный урон, выложится по полной. Это его последняя подстраховка. Зачем давать ему последний шанс?

– Да брось, Степа, снесем. Вызволим Артур.

– Я тоже до конца сомневался. Но мы уже не имеем права рисковать сегодняшней победой.

– Чего теперь, не драться больше?! – попытался повернуться на диване Зиновий Петрович. Подушки посыпались на пол, раненый адмирал застонал, кривя губы.

Макаров подошел к товарищу, поправил подушки.

– Ты уж извини, Зиновий, но я тебя сейчас велю нести в лазарет.

– А-а… – отмахнулся Рожественский.

– А напоследок скажу так: Порт-Артур с сего дня стал местом действия второстепенным. Честь и хвала его защитникам. Но пора рубить корни, по которым питаются войска Ойямы. Может, нам и делать-то уже ничего больше не придется. Одним фактором присутствия обойдемся. Но флот должен у нас в этих водах оставаться такой, чтобы никто и пикнуть не посмел.

– Давай, – в макаровском стиле пробурчал Рожественский.

– И потом, Зиновий, – покачивая головой, проговорил Степан Осипович, – я не хочу взлететь на воздух вместе с броненосцем от случайной минной банки где-нибудь перед внешним рейдом Порт-Артура…

38

Глухой ночью на 29 июля японский разведывательный крейсер «Сума» открыл у юго-западной оконечности побережья Кореи неопознанный силуэт большого корабля. Командир крейсера капитан-лейтенант Миядзава, предполагая, что видит один из поврежденных в дневном бою русских броненосцев, приказал произвести на корабль торпедную атаку. Приготовили минные аппараты. Пользуясь темнотой и соблюдая полную светомаскировку, «Сума» бесшумно лег на боевой курс. Миядзава уже готовился сделать залп, представляя, как добьет искореженного великана торпедами с дистанции в несколько кабельтовых, когда с борта броненосца кто-то отчаянно засигналил обычным фонарем.

Узкие глаза Миядзавы округлились, он кинулся проверять по сигнальным книгам, правильно ли разобрал увиденное. Проклятье! Ошибки быть не могло: свои позывные перед «Сумой» показывал флагман японского флота – эскадренный броненосец «Микаса». Миядзава едва успел скомандовать отбой минной атаке.

«Сума» вплотную подошел к борту броненосца. С мостика своего крейсера Миядзава рассмотрел корпус флагмана. Неудивительно, что Миядзава не признал собственный броненосец! Перед ним возвышалась огромная бесформенная гора металлических обломков, заключенных в проломленные борта, непонятно каким образом до сих пор державшаяся на поверхности моря.

Миядзава поднялся на «Микасу». Его встретил начальник штаба адмирала Того капитан 1-го ранга Симамура. Голова Симамуры была туго перебинтована, на повязке – запекшаяся кровь. Рукав кителя оторван, левая рука на перевязи. На вопрос Миядзавы, здесь ли адмирал, был дан положительный ответ.

Офицеры прошли по палубе броненосца. Она была безлюдна. Пейзаж вокруг напоминал индустриальные окраины города Осаки, откуда был родом Миядзава, если бы те подверглись немыслимо жестокой бомбардировке и все внутренности фабрик вышвырнуло бы на улицы. Кругом груды металлических обрубков. Определить, к чему они принадлежали, не было никакой возможности.

Прямо через пролом в палубе вели вниз обломки трапа. Спустились в центральный пост броненосца. На устилавших пол циновках лежал адмирал Того. При нем находился штаб-офицер Акияма. Кроме него и Симамуры, оставшихся в строю на «Микасе» офицеров больше не имелось. Тяжело раненного на втором часу дневного сражения японского командующего в бессознательном состоянии перенесли на «Суму». В командирской каюте крейсера Хейхатиро Того пришел в себя. Лицо его казалось вылепленным из желтого воска. Того поглядел на почтительно склонившегося над ним Миядзаву. Пересохшие губы адмирала прошептали только одно слово: