Книга Тихий омут - Найджел Маккрери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец доктор распорядилась, чтобы увезли последнее тело, и медленно подошла к Лэпсли. Она выглядела утомленной.
«Нет, — подумал он, — на самом деле она выглядит больной».
— Нахожу, что мое тело теперь устает намного быстрее, чем мозг. — В ее голосе звучала неприкрытая усталость. — Столько вскрытий и в таком темпе — неприятное испытание.
— «Ах, человек должен стремиться к большему, чем может получить, или для чего же тогда существует рай?» — спросил Лэпсли.
Доктор Катералл выдавила усталую улыбку:
— Роберт Браунинг. Как хорошо!
— Вам есть что рассказать мне?
— Многое. Правда, большая часть из этого вас не заинтересует. Главное, что вы хотите услышать, — примерное время смерти и ее вероятную причину, и по обоим этим пунктам у меня до обидного мало полезной информации. Примерное время смерти по каждому случаю будет определяться с погрешностью в плюс-минус несколько месяцев. Мне нужно сделать кое-какие расчеты. Однако могу вам сказать, что промежутки между всеми этими смертями не одинаковы.
Он нахмурился:
— Что вы имеете в виду?
— То, что разрыв по времени между самыми ранними смертями составляет больше года, а вот между самыми недавними всего несколько месяцев. Ваш убийца, кем бы он ни был, наносит удары все чаще и чаще. Чтобы ни являлось причиной для убийства, оно не доставляет ему того удовлетворения, какое доставляло раньше. Он начинает торопиться.
— Удовлетворение? — переспросил Лэпсли.
Доктор Катералл взглянула на него:
— О да! Не станешь же убивать двенадцать женщин в течение многих лет в приступе ярости. Это станешь делать, если тебе хочется. Потому что это удовлетворяет некую болезненную потребность. — Она оглянулась на трупы. — Причина каждой смерти не сразу становится очевидной, хотя я по вполне понятным причинам отослала образцы тканей на токсикологическую экспертизу.
— По понятным причинам? — тупо повторил Лэпсли.
Она искоса взглянула на него:
— Вы не стали об этом говорить, но все смерти связаны с гибелью Вайолет Чэмберс, не так ли?
— Я так считаю, — сказал Лэпсли. — А что заставило вас так подумать?
— Все они пожилые женщины, для начала, а отсутствие выраженной причины смерти предполагает, что стоит уделить внимание вероятности отравления. Ну и конечно, пальцы.
— Пальцы?
— Вы не видели? — Доктор Катералл покачала головой: — Как вы невнимательны! Как и в случае с Вайолет Чэмберс, пальцы на правой руке у каждой из жертв отрублены до самых костяшек.
Пять дней Дэйзи провела большую часть времени с Юнис в ее Центре искусств и ремесел, приводя в порядок скудные счета, и за все это время она могла по пальцам перечислить заходивших к ним людей. Один из них был местным художником. Худой, седовласый, одетый в черные вельветовые брюки, он надеялся, что Юнис выставит у себя его творения. Он был обречен на разочарование: Юнис долго рассматривала одну из его картин, поворачивая ее то так, то этак, и прищуривалась, словно заходящее за морской горизонт солнце, которое художник попытался изобразить, и в самом деле испускало пронзительные лучи света.
— О нет! — сказала она. — Нет, нет и нет. Волны здесь слишком одинаковые. Волны должны пребывать в величественном хаосе. Одна не похожа на другую, понимаете? И они должны незаметно перемешиваться. А эти выглядят так, словно вы рисовали их отдельно, потом вырезали и приклеили одну к другой. — Она помолчала, повернув картину влево. — Хотя рама очень недурна.
Еще к ним заглянули два других местных жителя, которые занимались разборкой вещей недавно умерших родных и обнаружили нечто, что, на взгляд Дэйзи, походило на кусок фаянса, а также засыпанный пылью и залитый лаком рисунок маслом. Юнис удивила Дэйзи тем, что купила оба предмета: один за пятнадцать фунтов, второй за тридцать пять. После того как они ушли, зажав в кулачках полученные деньги, Дэйзи осторожно спросила Юнис, что та нашла в этих предметах. Ответы стали для нее неожиданностью.
По поводу куска фаянса, который больше всего напоминал выкрашенную в ярко-желтый цвет чайку с неестественно большой съемной головой, Юнис сказала:
— Полагаю, это птица работы братьев Мартин. Сделана примерно в 1901 году в Саутхоле. Братья Мартин славились гротескными фигурками животных и птиц. Если не ошибаюсь, подставка из эбенового дерева.
— И ты собираешься выставить ее?
— Нет, я собираюсь ее продать, — хмыкнула Юнис. — На аукционе эта вещица уйдет больше чем за пять тысяч фунтов.
— А та женщина, которая продала тебе ее… она не в курсе?
— Принцип «покупатель всегда прав» в действии, милочка. Если они не желают ничего знать, я не виновата. Во всяком случае, с точки зрения закона.
В отношении рисунка — сцена охоты с жирными лошадями, переправляющимися на тонких, как спички, ногах через ручей, потемневшая и лоснящаяся от старого лака, — Юнис сказала продавцу, что это производившаяся в массовых количествах поделка викторианской эпохи, малоценная или вообще не стоящая ничего. Когда мужчина ушел, она с благоговением поставила картину перед собой на стойку и стала смотреть на нее, опершись подбородком на ладони.
— Очень плохая работа, — сказала Дэйзи. — Эти лошади чересчур тяжеловесны.
— Такой в то время был стиль, — вздохнула Юнис. — Пусть лак тебя не обманывает: под его слоем имеется кое-что довольно неожиданное. Это оригинальный Генри Алкин. Мне встречались репродукции этой картины, но никогда не думала, что увижу оригинал.
— И ты намереваешься продать его на аукционе?
— Немного погодя, — мечтательно проговорила Юнис. — Немного погодя.
— За сколько?
— Я бы сказала: за десять с лишним тысяч фунтов. — Юнис взглянула на Дэйзи, которая, как ей казалось, сделала неодобрительную мину. — Ты не можешь представить, что я зарабатываю на этом месте достаточно денег на прожитье, не так ли?
Юнис оказалась оборотистее, чем Дэйзи ожидала при ее экстравагантной, легкомысленной внешности.
Остальными посетителями были отпускники, прервавшие свое путешествие на машине ради чашки чая и куска пирога или искавшие укрытия от дождя, который застал их во время пешей прогулки. Они проводили в сарае примерно час, рассеянно осматриваясь, а потом исчезали, прихватив несколько открыток на память и оставляя после себя едва различимый запах влажной одежды и сигаретного дыма.
И в каждый последующий из пяти проведенных в Центре искусств и ремесел дней Дэйзи ненавидела Джаспера сильнее, чем в предыдущий.
Джаспер был гордостью и радостью Юнис. Этот маленький юркий песик неопределенной породы невзлюбил Дэйзи. Он непрерывно рычал на нее и бегал за ней вокруг сарая. Его непомерно большие глаза злобно сверкали в ее сторону, и от него пахло как от кучки приготовленного к стирке белья. Он всем своим видом, казалось, говорил: «Я знаю, кто ты, старуха. Ты можешь дурачить ее, но меня-то не проведешь».