Книга Падение «черного берета» - Александр Ольбик

Карташов поднялся и вышел в холл, куда только что втянулась команда Бурилова. Швейцар подобострастно изогнулся, пропуская мимо себя уверенных в себе фашистов, но его никто не удостоил взгляда. Из окна хорошо было видно, как в открытую одним из охранников дверь «линкольна» вползает Бурилов. Ему явно мешал живот и то, что там булькало и варилось после ресторанного обильного обеда.

Вместе с вождем уселась охрана, рядом с водителем — Бандо. Остальные люди Бурилова залезли в другие иномарки, стоявшие впереди и позади его «линкольна». Кавалькада тронулась и Карташов, сжав челюсти, смотрел ей вслед, пока последняя машина сопровождения не скрылась из виду…

…После обеда Сергей повез Галину домой. Сначала он не намеревался подниматься с ней на этаж, но когда увидел, как она шла от машины к подъезду, окликнул ее:

— Может, на прощанье попьем чаю?

Был второй тайм полетов на батуте и, между прочим, ничем не хуже, а даже задиристее первого. Они вполне освоились, приладились, ибо каждому из них казалось, что между первым поцелуем и последним мгновением прошла целая жизнь…

…Когда он сел в машину, ощутил вседовлеющее одиночество. Он вспомнил как все было в той, «старой эре», когда он соответствовал месту и времени. Он развернулся и помчался к метро «имени Татаринова».

Тот был на месте. Но прежде чем подойти к нему, помаячил у книжного развала, где по-прежнему хозяйничала симпатичная девушка с замерзшим носом.

Осмотревшись, Карташов подошел к Татарину. Кивнул ему и бросил на культи две пачки «винстона».

— Мне особенно некогда долго говорить, поэтому давай условимся, — Карташов дал ему прикурить, — в один из вечеров я приеду к тебе в подвал и там все обсудим.

— Ты же не знаешь, куда ехать, и я не знаю…

— Пусть тебя это не волнует!

— Но это опасно, — глаза Татарина оживились. — Учти, если застанут, и тебе и мне и всем будет очень плохо. Ты же не забывай, что нас закрывают на замки, а на окнах решетки.

— Я в курсе. Но ты должен сказать мне одну вещь — тебя такая жизнь устраивает или ты… Или ты хочешь что-нибудь изменить?

— Валерка Быстров тоже хотел что-то изменить, но его повесили в туалете. Что ты, лейтенант, предлагаешь?

— Пока ничего не предлагаю. После разведки скажу, но мне этот Освенцим не нравится. Но, если те мудаки, которые вас на точки посадили, вас устраивают, то тогда и говорить не о чем… Так?

Татаринов повертел по сторонам головой.

— Дай мне ствол и тогда посмотрим, кто кого устраивает, а кого не устраивает

— Допустим, я тебе дам ствол, а против кого ты его повернешь?

— Была бы железка, а лоб всегда найдется. Я бы начал с нашего Верховного главнокомандующего, который нас бросил и отдал на растерзание бандитам. Затем я дошел бы до президента фирмы «Голубая лагуна», на которую работают наши шестерки. И конечно, проредил бы всю мразь, посадившую нас в рабство… Нас тут недавно трясли — исчез один из тех, кто нас сюда привозил. Но вчера, сучара, опять появился, и стал в сто раз злее. Может, на курсах каких был… По-моему, употребляет наркоту и бьет, падла, Гарика. У того, как у всех нас, сильные фантомные боли и по ночам страшно мучается, бывает температура, но этот гад все равно таскает его на точку… Просто возненавидел его, а за что — хрен его знает…

Карташов от этих слов аж взвыл.

— Ну, знаешь, Кот, еще одно слово и я сам отхожу тебя по харе. Дожили мужики, мать вашу разэтак!

— А чтобы ты сделал? Ты очень, посмотрю, храбрый! Попал бы в нашу шкуру… голова Татаринова упала на грудь и он культей стал вытирать глаза.

Карташов, не прощаясь, развернулся и пошел на стоянку.

В Ангелово он приехал около четырех и застал Брода и Одинца почти в отключке. Они сидели в холле, друг против друга, и мерились силами. Кто у кого пережмет руку. Одинец, увидев Карташова, довольно развязно бросил:

— Мцыри, ты случайно, бутылку не принес?

Брод осоловелым взглядом уставился на вошедшего. Один глаз у него закатился под лоб, хотя голос был твердый и слова произносились членораздельно.

— Это наш Штирлиц… Я ведь знаю, Серго, что ты работаешь на контрразведку? Так или нет? Признание облегчит твою ментовскую душу и утихомирит мою руку.

Карташов увидел, как правая рука Брода рюхнулась к висевшей сбоку кобуре и довольно уверенно выудила оттуда «глок». Карташов сделал к нему шаг, но его остановил голос Вениамина.

— Замри, Мцыри, там, где стоишь! Так за сколько штук ты нас с Саней и Николой заложил? А я могу тебя сейчас уложить в деревянный бушлат, и Саня с удовольствием оттаранит тебя в кре-мат-то-рий… Ну как, подходит такой вариант?

Однако бурный поток, лившийся из малозубого рта Брода, прервал Одинец. Он незаметным движением выбил из рук шефа пистолет и тот, громыхнув, о стол, свалился на пол… Они завозились, стали бороться и вместе рухнули на ковер. Задели ножку стола, зазвенела посуда, упал стул… В комнату вбежал Николай. Расставив широко ноги, и, держа обеими руками пистолет, выкрикнул:

— Мцыри, мать-перемать, что здесь происходит?

— Коля, все в порядке, — с изрядной одышкой проговорил Брод. Он уже был внизу, под Одинцом. — Я хотел полюбезничать с Мцыри, но Санька мне не разрешает. Покушение на свободу слова…

Николай поднял с пола пистолет и сунул его себе в карман.

— Как дебильные дети, — он снова матерно выругался и вышел во двор.

— Я все равно, Серега, тебе все выскажу! — хрипел Брод. — Во-первых, ты внедрёнка, а во-вторых, подбиваешь клинья к моей Галочке, что вообще ни в какие ворота не лезет… Или я не прав? Санька, ты меня не держи, сейчас буду блевать и я за себя не ручаюсь, могу и на тебя травануть…

Карташов растащил их и усадил на диван.

— Ладно, Серый, с тебя бутылка, — проговорил Одинец, — я практически не позволил оборваться твоей молодой жизни.

— Спасибо, Саня, два ноль в твою пользу… Постараюсь отдать долг…

— Мрази, суки! — кому-то погрозил кулаком Брод. — Я за Таллера набью всем зобы свинцом. Слышь, Мцыри, меня никто не остановит. Даже твоя ФСБ…

Брод поднялся с дивана и, выписывая галсы, пошел в сторону туалета. И вскоре послышались стоны, видимо, страдая от дурноты, он пытался вытащить из себя все, что перед этим он так непотребно в себя напихал.

Карташов отправился к себе в комнату, но когда он был на середине лестницы, услышал голос Одинца:

— Мцыри, черт тебя дери, я дождусь когда-нибудь от тебя бутылки или ты и дальше будешь крутить динамо?

Карташов не ответил. Он чувствовал себя вконец разбитым и потому, добравшись до кровати, рухнул на нее и, наверное, уснул бы мертвецким сном, если бы не заявился Одинец. Ему явно хотелось общаться, тем более тема сама срывалась с языка.