Книга Смерть от воды - Торкиль Дамхауг

Тут раздался его голос.

— Это Турмуд, — сказал он, и она не удержалась, вскочила с кресла и начала ходить взад-вперед по комнате. Мысль, что она снова может попросить его о руководстве, раз Майлин больше нет, была бы гротескной, да она так и не думала.

— Здравствуйте, Турмуд, — сказала она по-деловому. — Это Турюнн.

— Я увидел, — прервал он, кажется, с облегчением. — Я думал сам вам позвонить.

Она поняла, что он не лукавит. Но и поняла, почему он о ней подумал.

— Это чудовищно! — начала она. — Просто нереально, я не могу поверить. — Она говорила искренне, но все равно это прозвучало натянуто. У нее было много причин позвонить. Но говорить она могла только об одном. — Я тут думала о том, что мне сказала Майлин. Мне надо с вами посоветоваться.

Она сделала паузу, он не перебивал. У нее никогда не было руководителя лучше, и она прекрасно знала, как ужасно сглупила, поменяв его тогда. Она позволила злости взять верх и вообразить, что таким образом она его сильнее заденет. И возможно, он действительно обиделся.

— Пару лет назад у Майлин был пациент, с которым она не захотела продолжать работу. Она резко прекратила курс. Притом что она не из тех, кто легко сдается. Но тогда она действительно казалась напуганной.

— А она говорила, что случилось? — спросил Далстрём.

— Она его только-только приняла, в самом начале работы над докторской, и она рассчитывала, что он примет участие в проекте. Я абсолютно уверена — он ей угрожал.

— А вы знаете, кто это мог быть?

— Я его никогда не видела. А Майлин не называла никаких имен. Понятия не имею, был ли он отправлен к ней врачом. Может, социальные службы в курсе, я легко могу выяснить, когда он был здесь. Но может, она с вами о нем говорила?

Она знала, что Далстрём будет тянуть до последнего, чтобы не выдать ничего из разговоров с Майлин о ее работе.

— Мне кажется, я знаю, о чем вы говорите, — сказал он. — Это случилось несколько лет назад, и Майлин считала, что обсуждать это с руководителем не нужно. Что означает, она не отнеслась к этой истории так серьезно, как вам показалось. У нее же немало нестабильных и взвинченных пациентов.

— Сегодня сюда приходила полиция. Они хотят получить доступ к ее архивам. Не думаю, что они там что-нибудь найдут. Сейф почти пустой. Что-то из докторской, но никаких имен. Не знаю, где Майлин это хранила.

Далстрём помолчал. Потом сказал:

— У меня есть список пациентов, которые участвовали в ее исследовании. Я с ними свяжусь и призову каждого обратиться в полицию.

Турюнн почувствовала в его голосе ненадежность.

— Надо было мне раньше сообщить, — проговорила она.

— Вы сделали что могли, Турюнн. Легко себя укорять. Надо помогать друг другу, насколько мы можем.

Его утешение сломило ее. Она заплакала прямо в трубку, но закончила разговор, так и не упомянув, о чем ей больше всего хотелось поговорить.

10

Роару Хорвату понадобилось больше часа, чтобы приготовиться. Он просмотрел кучу документов в Сети, распечатал пару статей, в том числе с мракобесного сайта баалзебуб. ком. Элиас Фрельсёй, как на самом деле звали Бергера, вырос в Осло. Учился в «Кампене», потом в школе «Херслеб». Семья участвовала в движении пятидесятников. Фрельсёй порвал с ними в восемнадцать лет и взял фамилию матери, Бергерсен. Поступил на факультет теологии, но бросил учебу. Активно участвовал в анархистских кругах, сплотившихся вокруг газеты «Гатеависа». Одновременно участвовал в нескольких панк-группах и даже основал собственную, «Hell’s Razors»,[19]потом группу «Баал-зебуб»,[20]просуществовавшую до конца восьмидесятых. Позже он выступал соло под фамилией Бергер. В девяностые годы он выпустил несколько хитов. В песнях говорилось о страсти и вере, музыка приглушенная, часто акустика. В то же время он сочинил несколько ревю, сам выходил на сцену и постепенно разработал жанр, в котором исполнял собственные песни, перемежая их сатирическими номерами. Они отличались острыми нападками на власти предержащие, а постепенно и обычных обитателей «Норвежского дома». Бергер попробовал вести собственное шоу на канале НРК в начале двухтысячных, но после двух или трех передач был снят с эфира — по официальной версии, за низкий зрительский рейтинг. На ТВ-2 он выступал один сезон как музыкант и сатирик. Контракт с ним не продлили, хотя о нем все говорили. Ранней осенью этого года он вдруг снова объявился, пригретый новым Каналом-шесть. В течение нескольких месяцев, как раз перед исчезновением Майлин Бьерке, телешоу Бергера «Табу» более десяти раз появлялось на первых полосах таблоидов: «Бергер хочет больше допинга в спорте, Бергер высмеивает „феминистских шлюх“, Бергер ест марципановую „свинью“ в форме пророка Мухаммеда, Бергер злоупотребляет героином, Бергер — педофил?»

Роар вспомнил, что один из его лучших друзей, журналист в местной газете в Румерике, много лет назад брал интервью у скандально известного ведущего телешоу. Роар оставил сообщение на его автоответчике, потом спустился в гараж и завел служебную машину.

Он уже проехал парк за королевским дворцом, когда друг перезвонил:

— Это Дан-Леви, ты мне звонил.

Роар завозился с гарнитурой и чуть было не въехал в трамвай, выворачивающий из-за утла.

— Надеюсь, ты звонишь не для того, чтобы сообщить, что все еще возишься с проклятиями и прочими грехами, — услышал он на другом конце.

Дан-Леви Якобсен был его лучшим товарищем с начальной школы. Будучи старшим сыном пастора общины пятидесятников, он был осужден на участь аутсайдера, особенно в средней школе. Роар, наполовину венгр, преувеличивал значение собственной инаковости. Позже он понял, что каждый ученик в его школе чувствовал себя аутсайдером все школьные годы. Большинству удавалось это скрывать, но у сына пастора Дана-Леви не было никаких шансов, и у Роара с его фамилией тоже. Зато они объединились по принципу «I’m black and I’m proud».[21]В основе лежала мысль, что быть как все гораздо опаснее, чем оказаться на обочине.

— Дан-Леви, я звонил по двум причинам. Во-первых, мы уже больше трех лет не выпивали.

На самом деле прошло не больше трех месяцев. Этой иронией Роар пытался заставить отца четырех детей, живущего в безусловно счастливом браке с первой любовью Сарой, занять защитную позицию. То, что Сара изначально была девушкой Роара, первой, с которой отношения зашли дальше тисканья на задних рядах в кино, никогда не становилось предметом их шуток.