Книга Семь колодцев - Дмитрий Стародубцев

И все же, несмотря на радость успеха, мне было немного не по себе. Мне было жаль этих одиноких горемычных женщин, которых я обманывал, предлагая им в блестящей обертке плесневелый, подпорченный, а может быть, и давно сгнивший товар. Мне было стыдно, потому что я вселял в их разбитые сердца надежды, которые вряд ли когда-нибудь сбудутся. Меня не отпускало предчувствие, поскольку я очень хорошо знал Вовочку, что из всего этого вряд ли что-нибудь получится, а если и получится, ох и настрадается же та несчастная, которая станет жертвой этой хитроумной авантюры.

45

В столовой «Солнечного» царила хлебосольная атмосфера доброжелательности, уюта и сытости. Пышные краснощекие официантки радушно рассаживали гостей, заигрывали с ними, предлагали на выбор несколько блюд. Ввалившись с хохотом в обеденный зал все мы: я, Игорь, Максим, Сергей и новоявленный Маркиз — просто остолбенели. За несколькими столиками сидели чудесные девушки и, делая вид, что нас не замечают, скучно поглощали ужин.

— Можно нас поближе вон к тем столикам? — попросил я официантку, которая было собралась посадить нас, будто за что-то наказанных, в самый дальний угол.

— А что такое? — не понравилась ей моя просьба. Тут она огляделась и все поняла.

— А, ну понятно! Ну что ж, как не пойти навстречу таким писаным красавцам! — подмигнула она с явной ехидцей.

Вскоре мы сидели рядом с девушками, откровенно на них поглядывали, нехотя ели и продолжали ломать комедию с Маркизом и его свитой. Во-первых, сели за стол только после Него. Во-вторых, стали есть с Его благословения. В-третьих, я отдал Ему свой компот, а Игорь — куриную котлету. И так далее. Шутки сыпались как из рога изобилия.

Девушки все внимательнее прислушивались к нашим разговорам, перешептывались, искоса поглядывали. Им было уныло, они заметно завидовали нашему искрометному веселью, нашей теплой компании и, очевидно, были не против познакомиться, тем более что впереди маячили двенадцать дней отдыха, которые хотелось наполнить праздничным разнообразием.

Маркиз наконец наелся и вальяжно откинулся на спинку стула. Ему учтиво подали салфетку.

— А что там за леди, за соседним столом? — неожиданно спросил он. — Кто-нибудь наконец представит их мне? — Сеньор был явно недоволен.

— Будет исполнено, мой господин! — виновато вскочил я.

— Многоуважаемые дамы! — с изысканной учтивостью обратился я к девушкам, которые были уже давно в курсе нашего представления и вполне ожидали, что рано или поздно до них дойдет дело. — Многоуважаемые дамы! Мой господин, маркиз Де Люксембург желает с вами познакомиться… а также представить вам свою свиту!..

Из административного здания мы вышли вместе — пятеро ребят и пятеро девушек. Смех, шутки. Игра в маркиза как-то сама собой пошла на убыль, но теперь всем нам было не до этого — мы жадно и откровенно изучали друг друга, то есть самцы — самочек и наоборот, и вскоре как-то совершенно естественно разбились на пары по симпатиям. Я выбрал маленькую белокурую Алену, которая показалась мне наиболее привлекательной.

Отправились гулять по территории дома отдыха и незаметно забрели в сосновую глушь.

Внезапно стемнело, и лишь редкие фонарные столбы, горящие тусклыми синими пятнами, освещали узкую тропинку.

Тут нам и повстречалась та самая компания деревенских парней, которых мы с Игорем с утра уже видели. Мы в нерешительности остановились, они тоже. Широкоплечий высокий детина, которого я принял за уголовника, что-то хмуро буркнул одному из дружков в телогрейке, и тот быстро засеменил к нам, видимо, чтобы не мешкая выполнить поручение вожака.

— Привет, пацаны! — сказал он с блатной развязностью, разглядывая в первую очередь девчонок, которые в страхе попрятались за нашими спинами.

Мы ответили на приветствие.

— Только заехали? Сигаретами не богаты?

Ему протянули одну сигарету, но он попросил на всю «шоблу». Мы собрали ему по разным пачкам десяток сигарет.

Но знакомство на этом не закончилось. Парень в телогрейке оглянулся на своих друзей и опять обратился к нам с просьбой:

— А деньжат не подкинете? — Он заковыристо улыбнулся, и я почувствовал в этой странной улыбке явную угрозу.

Мы переглянулись. Храбрый Максим, который два часа назад так немилосердно меня помял в ходе нашей дружеской разминки, смело выступил вперед, приготовившись к самым лихим неожиданностям. Одновременно с этим я заметил, что мой друг Игорь самым постыдным образом попятился назад. Я знал, что он трусоват, но сейчас мне было особенно за него стыдно, потому что его маневр не остался незамеченным. «Козел!» — подумал я.

Максим выпятил свою нехилую грудь и было открыл рот, чтобы грубо отбрить наглеца — это было видно по его лицу, по желвакам, которые играли на скулах, но я поспешил перебить товарища:

— Братишка, мы же только заехали. Нам еще жить здесь и жить. Так что извини…

Деревенский парень насупился и засунул правую руку в карман.

— А ты ничего, браток, не перепутал? Ведь жить здесь вам придется рядом с нами? И здоровыми отсюда уехать, наверное, захочется?

— Слышь, ты!.. — было встрял Максим. Я опять перебил его:

— Извини, друг, мы ничем не можем вам помочь!

— Ну как хотите. — Парень в телогрейке равнодушно повел плечами. — Так Кальмару и передам!

— А кто такой Кальмар!

— Вон тот пацан, — деревенский переговорщик показал на широкоплечего громилу. — Он во всей округе здесь авторитет. Два раза сидел. Его даже менты боятся. Кто с ним свяжется, тому сразу хана!

Мы вновь посмотрели на парня, о котором шла речь. Весь его вид красноречиво свидетельствовал о том, что мы услышали правду.

— Ну мы пошли? — спросил из-за спин у парня в телогрейке Игорь.

— Идите пока. Но пеняйте на себя!

Несколькими минутами спустя все мы сидели в комнате Маркиза (его почему-то поселили одного в довольно просторном номере). Настроение было испорчено.

— Надо отсюда валить подобру-поздорову! — сказал Игорь.

— Заткни хайло! — ответил ему я. — Не позорь москвичей!

В ход пошли бутылки — оставшиеся запасы, и вскоре неприятное происшествие было забыто. Часом позже я целовался взасос с полненькой девушкой Оксаной, потому что обиделся на Алену, которая отвергла мои, честно говоря, нагловатые ласки и убежала в свой корпус.

Два дня спустя. Солнце. Лыжня. Тепло.

Я еду за маленькой Аленой на прокатных лыжах и млею от всех ее движений, особенно движений ее попки. Я почти влюблен, сердце настойчиво стучится в груди. Алена вдруг оглядывается и улыбается мне самой милой улыбкой на свете. Говорит что-то несущественное. И я счастлив, так счастлив, что вряд ли когда-нибудь в последующей жизни испытаю подобной силы чувства.