Книга Тайна Найтингейла - Филлис Дороти Джеймс

— Первый раз это было в то утро, когда умерла Пирс. Без сомнения, вы уже знаете все подробности. Разумеется, я сообщил о своем визите инспектору Бейли, потому что по его приказанию на всех досках объявлений в больнице развесили листки с просьбой сообщить имена тех, кто посещал Дом Найтингейла в то утро, когда умерла Пирс. Но я не возражаю против того, чтобы повторить свой рассказ. Я заходил сюда по дороге в аптеку, чтобы оставить мисс Гиринг записку. Вернее, это была открытка — знаете, такая открытка с пожеланием удачи, которые обычно посылают друзьям перед каким-то важным событием. Я знал, что мисс Гиринг предстояло начать день с наглядного урока, по сути дела — провести первый наглядный урок в этом семестре, потому что сестра Маннинг, заместительница мисс Ролф, больна гриппом. Мисс Гиринг, конечно, волновалась, особенно потому, что на уроке должна была присутствовать инспектор Генерального совета медсестер. К сожалению, я опоздал послать открытку накануне с вечерней почтой. А мне очень хотелось, чтоб она получила ее до начала наглядного урока, поэтому я решил сам опустить открытку в ее почтовый ящик. Я специально пришел на работу пораньше, в начале девятого заскочил в Дом Найтингейла и почти сразу ушел оттуда. Там я никого не видел. Наверное, все сотрудники и учащиеся были на завтраке. Разумеется, в демонстрационную я не заходил. Мне вовсе не хотелось привлекать к себе внимание. Я просто опустил конверт с открыткой в почтовый ящик мисс Гиринг и удалился. Это довольно забавная открытка. Там изображены две малиновки: птичка-мальчик выкладывает червячками «Желаю удачи!» у ног девочки. Возможно, у мисс Гиринг сохранилась эта открытка: она любит такие безделушки. Она, несомненно, покажет ее вам, если попросите. Это подтвердит мой рассказ о том, что я делал в Найтингейле.

— Я уже видел эту открытку, — сдержанно сказал Далглиш. — Вы знали тему наглядного урока?

— Я знал, что урок был по внутрижелудочному кормлению, только не знал, что Фаллон ночью заболела, и не знал, кто должен был играть роль пациента.

— У вас есть какие-нибудь соображения о том, как разъедающий яд попал в молоко?

— Только, пожалуйста, не торопите меня. Я как раз собирался сказать об этом. У меня — никаких. Наиболее вероятное объяснение, это что кто-то подстроил глупую шутку, не понимая, что результат может оказаться роковым. Или это, или несчастный случай. Прецеденты известны. Всего три года тому назад в родильном отделении больницы — к счастью, не нашей — погиб новорожденный, потому что по ошибке вместо молока взяли бутылку дезинфицирующего средства. Не могу, правда, объяснить, каким образом здесь мог произойти несчастный случай или откуда в Найтингейле взялась такая круглая дура, которая решила, что, подлив разъедающего яду в молоко, может всех развеселить.

Он помолчал, словно готовясь к отпору, если Далглиш прервет его очередным вопросом. Но, встретив лишь вежливый вопросительный взгляд, продолжал:

— Вот и все, что касается смерти Пирс. Больше ничем помочь не могу. А с Фаллон совсем другое дело.

— Что-нибудь произошло вчера ночью, вы кого-нибудь видели?

— Ко вчерашней ночи это не имеет никакого отношения, инспектор, — с раздражением выпалил он, — мисс Гиринг уже рассказала вам про вчерашнюю ночь. Мы никого не видели. Мы вышли из ее комнаты сразу после двенадцати и спустились вниз по черной лестнице, идущей от квартиры мисс Тейлор. Я забрал свой велосипед, который прятал в кустах за домом — не вижу причин афишировать свои визиты: здесь слишком много злых языков, — и мы прошли вместе до первого поворота дороги. Потом остановились поговорить, и я проводил мисс Гиринг обратно до Дома Найтингейла и подождал, пока она зайдет в дом. Она оставляла дверь открытой. После этого я уехал и, как уже говорил вам, наткнулся на поваленный вяз в двенадцать семнадцать. Если кто-то и проходил там после меня и привязал белый шарф к ветке, могу лишь сказать, что я его не видел. Если этот человек подъехал на машине, то, должно быть, оставил ее с другой стороны дома. Я никакой машины не видел.

Он опять замолк. Далглиш не проронил ни звука, а Мастерсон, переворачивая страничку блокнота, позволил себе вздохнуть с усталой покорностью.

— Итак, инспектор, событие, о котором я собираюсь вам рассказать, имело место прошлой весной, когда эта группа учащихся, включая Фаллон, была на втором курсе. Как обычно, я читал им лекцию об отравляющих веществах. В конце лекции все учащиеся, кроме Фаллон, собрали свои учебники и ушли. Она подошла к моему столу и попросила назвать яд, который убивает мгновенно и безболезненно и который легко раздобыть простому человеку. Ее вопрос показался мне необычным, но я не счел нужным отказаться ответить на него. Мне и в голову не пришло, что этот вопрос имеет прямое отношение к ней лично, и, во всяком случае, она могла получить эти сведения из любого учебника в больничной библиотеке по лекарственным средствам или по судебной медицине.

— И что же именно вы сказали ей, мистер Моррис? — спросил Далглиш.

— Я сказал, что одним из таких ядов является никотин и что его можно получить из обычного инсектицида для роз.

Правда или ложь? Кто знает? Далглиш считал, что, как правило, может уловить, когда подозреваемый лжет, но этот подозреваемый — совсем особый случай. И если Моррис упорно придерживается своей версии, то как можно вообще ее опровергнуть? А если это ложь, то понятно, с какой целью — навести его на мысль, что Джозефин Фаллон покончила с собой. И совершенно очевидно, почему он к этому стремится — чтобы защитить сестру Гиринг. Он любит ее. Этот чудаковатый педант и эта глупая, стареющая кокетка — они любят друг друга. А почему бы нет? Любовь не является исключительным правом молодых и привлекательных. Но она всегда запутывает расследование; какой бы она ни была — жалкой, трагичной или смешной, — ее нельзя не принимать в расчет. Инспектор Бейли, как ему было известно из материалов по первому преступлению, так и не поверил до конца в историю об открытке. По его мнению, этот по-детски глупый поступок был совсем не в характере Морриса, потому и не поверил. А Далглиш думал иначе. Этот поступок был из того же ряда, что и одинокие, отнюдь не романтичные поездки Морриса на велосипеде на свидания со своей возлюбленной, унизительное запрятывание велосипеда в кустах за домом, медленная прогулка вдвоем в холодную январскую полночь, чтобы только продлить эти драгоценные минуты свидания, и его неуклюжая, однако удивительно благородная попытка защитить любимую женщину. Но это его последнее заявление — правдивое или ложное, все равно — вызывало, мягко говоря, затруднение. Если б он настаивал на своем, его слова послужили бы мощным аргументом для тех, кто предпочитал думать, что Фаллон наложила на себя руки. А он будет настаивать на своем. Он смотрел сейчас на Далглиша с экзальтацией будущего мученика, не отводя взгляда от своего противника, словно бросая ему вызов.

— Ладно, — со вздохом сказал Далглиш. — Не будем тратить время на предположения. Давайте еще раз уточним время ваших передвижений вчера ночью.

IV

Когда сержант Мастерсон проводил Ленарда Морриса к выходу, оказалось, что сестра Брамфетт, сдержав обещание, ждет за дверью. Однако настроение охотно соглашаться покинуло ее, и она уселась напротив Далглиша с таким видом, будто готова ринуться в бой. Перед этим матриархальным взором он почувствовал нечто сродни тому комплексу неполноценности, который испытывает первокурсница медучилища, впервые попавшая в платное отделение; и нечто более определенное и ужасно знакомое. Его память безошибочно нашла источник этого удивительного страха. Вот так взглянула на него однажды заведующая хозяйством его подготовительной школы, вызвав в тоскующем по дому восьмилетнем мальчугане такое же ощущение неполноценности, такой же страх. И на какую-то секунду ему пришлось заставить себя посмотреть сестре Брамфетт в глаза.