Книга Не время умирать - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Еще как. И, знаете, грамотный! Цепляется к малейшей неувязочке, несуразице. Затребовал себе дело, все с карандашиком изучал, придирался. Видеть-то его никто не видел, корова эта ваша… Самохина?
– Точно.
– …Опознавать его отказывается, изнасилования никакого не было, хотя на тряпках из общаги кое-какая биология обнаружилась. Так что будь вещдоков хоть на толику поменьше и если бы не удалась безобразная провокация – не получилось бы совместить все пять эпизодов.
– Шесть, – не подумав, поправил Сорокин, и Симак немедленно прицепился:
– Как шесть? Три убитые девочки и дважды уцелевшая Самохина. А, понимаю. Он у вас в районе что-то натворил, а вы, как водится, под коврик замели?
– Да пять же, пять, – успокоил капитан, – я по жаре всегда тупею.
– Ну-ну. В общем, не увязали бы. Он ведь творческая натура, почерк сменил после третьей жертвы – и шабаш.
– Я не совсем понял, зачем же он снова в Сокольники полез.
– Слушайте, пощадите, а? И так от психологии васильками рвать начнет.
– Цикорием.
– Отвяжитесь. Да бес его ведает, может, дуб-оракул приказал. А скорее всего, подчистить вашу Самохину, которая единственная из жертв его в лицо знала. Хотя какая она, к дьяволу, жертва…
– А вот тут я доволен, – признался капитан, – будет у нее время над поведением подумать. Получит и за оговор, и за сокрытие.
– Все шарахались вроде бы в разные стороны, а в итоге замечательно получилось, – одобрил Симак.
– Волин ваш сработал знатно. И из хозяйственного паренек, пухлый, как его…
– Гриша Богомаз. Соображают, – согласился Симак. – К слову, Григорий Саныч вел дело Судоргина-старшего. Вы папу Альбертика не знали?
– Не застал.
– На нем одном все хозяйственное управление могло план выполнить и перевыполнить. Сыночкина грамотка никакого значения не имела, зато Гришка для себя на карандаш мальчика взял. А тут и вся ваша история подоспела.
Замолчали. Каждому было что еще рассказать и было что спросить. Но опыт и прожитые года приучили контролировать каждое слово – даже в разговоре с тем, кто лично симпатичен и вызывает полное, безоговорочное доверие. Поэтому Борис Ефимович решил просто сделать ответный комплимент:
– А ваша Сергеевна какова!
– Почему ж моя? – удивился Сорокин.
– Ну, ну, не скромничайте. Всем известно, кто ее на Петровку запихал.
– Ах это. Да, был грех.
– Идея с подсадной – блеск! Бессовестная, подлая, так ведь сработало. И откуда что в этих дамских головках берется? Интеллигентная ведь женщина.
Сорокин успокоил:
– Это не она. Не ее мысль была.
Симак ужаснулся:
– Ваша?!
– Разумеется, нет! – возмутился капитан. И обиделся.
Но окончательно погрузиться в это недостойное чувство не успел: вернулся хозяин кабинета, а с ним только упомянутая лейтенант Введенская. Причем не в форме, а в обычном светлом платьице, на голове – летняя шляпка, на ногах – туфельки, в руках – сумочка. Несерьезная, воздушная одежка так шла к ее легкой фигурке и так не шла к мрачной мордочке, к сдвинутым бровям и губам, надутым самым бабским образом.
Волин же, напротив, источая сладость и свет, отсалютовал какой-то бумагой:
– Товарищ Сорокин, вопрос о дополнительной ставке для вашего отделения решили положительно. Правда, только одна ставка, и вот, – он бесцеремонно подтолкнул Катерину вперед, – других кадров для вас нет. Пока, по крайней мере.
– Сергеевна, правда? – спросил капитан. Не то что не веря своему счастью, но лучше так, чем никак, как говорится в бородатом неприличном анекдоте.
– Я демобилизовываться ходила, – угрюмо сообщила Введенская, – по многочисленным пожеланиям буквально всех. А тут вот…
– Она хорошая женщина, – заметил Симак, как бы извиняясь и обращаясь почему-то исключительно к Сорокину. Как будто Катерины тут в помине не было.
– Обточить ее – и вполне себе выйдет…
Он не договорил, Введенская вспыхнула и даже начала было: «Да как вы…» Волин, прыснув, опомнился и принял серьезный вид. Сорокин решил, что довольно веселья.
– Посмеялись – и хватит. Поехали, товарищ лейтенант, мне еще из твоего кабинета переезжать. Пожалуй что и Акимова пора выселять. Дел по горло.
Глава 10
И снова безмятежное субботнее утро, только на этот раз без девчат. Они усвистали на какой-то концерт в Сокольники.
Окно открыто настежь, солнце бьет в глаза, курится по общажной комнате легкий канифольный чад.
– Хорош уже воздух портить, – брюзжал Яшка. Он дотронулся до одной шашки, передумал, двинул было вторую, но убрал руку.
– Что ты мнешься, как у загса, – зубоскалил Колька, – все равно хана, моя партия.
– Рано радуешься, – огрызнулся Анчутка, сделал ход и немедленно потерял три шашки, – ну ты… не видел я!
– А надо было видеть.
– У него все всегда не тик-так, – подал голос Пельмень, сосредоточенно выводя шов, – он и на Петровке умудрился бока отлежать.
Колька хмыкнул. Не иначе как приятели родились в рубашках и потому в очередной раз проскочили мимо отсидки. Когда их, готовых ко всему, выгрузили в муровском дворе, встретил парней капитан Волин, запер в своем кабинете и строго-настрого запретил его покидать – только в уборную, и то под конвоем. Выделил диван и стулья для ночевки, а чаю, сахару, варенья, хлеба и тушенки было столько, что Яшка отрастил себе пару отменных щек.
– Хорошо посидели, – с ностальгией заметил Анчутка, – и кормят, и на работу не надо. И что МУРа все так боятся – совершенно не понимаю. Я бы так мог всю свою биографию…
– Еще успеешь, – флегматично проклял его Пельмень, – если не перестанешь дурью маяться. Мало ему, – объяснил он Кольке, – так он вчера снова к какой-то крале в окно лазил.
Яшка хохотнул:
– Дама ключ забыла, я ей дверь отворял.
– Знаем мы, что ты там отворял.
– А знаешь – так и сиди себе, душа канифольная.
Колька прошел в дамки и «доел» Яшкины шашки:
– Партия. Исполняй.
Анчутка без никакой печали и тени расстройства подошел к окну, высунулся и заорал петухом. Со двора и из соседних комнат принялись ругаться, кто-то запустил огрызком яблока. Яшка, довольный эффектом, вернулся за стол.
– Вот если бы в картишки – мы бы посмотрели, кто б кукарекал.
– Так потому и в шашки играем, – охотно пояснил Колька. Он довольно потянулся, но неловко дернул шеей и охнул.
– О, так тебе и надо, – мстительно заявил Яшка.
– Что, опять? – не отрываясь от дела, спросил Пельмень. – Скипидар в тумбочке.
Колька влез в указанное хранилище, стараясь не потревожить аккуратно сложенное белье. У Пельменя, после того как он помирился с Тоськой, благосостояние заметно улучшилось. Вместо того чтобы ругать за грязные и рваные одежды, она теперь смирно штопала
