Книга Не время умирать - Валерий Георгиевич Шарапов

не опускать.

Но, когда она, мерзавка, лишь на секунду отвлеклась на лежащего, Мила прыгнула, ухватилась за дуло, визжа и отвлекая внимание. А герой, легко перемахнув через скамейку, пустился напрямик по зарослям.

Несмотря на разницу в весе, Катерина все-таки сбросила с себя взбесившуюся девку, схватила пистолет и чуть не взвыла – было слышно, как беглец трещит ветками, но самого уже не видно! От отчаяния выстрелила на шум – один раз, второй, но за спиной скомандовали:

– Отставить. Сотрудников перестреляете.

Она, почему-то подняв руки, обернулась.

Кабинетный капитан Волин, склонившись над Колькой Пожарским, пытался выяснить масштаб повреждений, и, судя по всему, они не были так уж страшны. По крайней мере, парень шевелился, тер шею и ругался последними словами.

Катерина перевела дух, прислушалась: несомненно, где-то там, далеко, происходило задержание, но чистое, без стрельбы. Лишь сквернословили и, совершенно очевидно, лупили.

– И вы туда же, – с укоризной приговаривал капитан, помогая Пожарскому встать. – Слушайте! Учитесь уже доверию к командованию и слаженной работе. Иначе запросто в дураках остаться можно. – И добавил: – И в дурах. Извините.

Глава 9

Прошел месяц. На Москву накатилась жара, плотная, густая. Марево над мостовой стояло круглые сутки, дворники, истекая потом, лили тонны воды. Даже бывалые бродячие собаки слонялись точно вареные, метя́ языками землю.

Сердечник Сорокин жару не переносил. И бюрократии тоже. Он только что снова напрасно потратил несколько драгоценных, невосполняемых часов на кадровый вопрос, а теперь стоял в прохладном вестибюле и тянул время. Очень не хотелось туда, в пекло.

– Николай Николаевич! – Виктор Волин, свежий, точно с ледника, сбежал по лестнице, потряс руку. – Какими судьбами?

Сорокин, поприветствовал, пояснил:

– Все единицу выбиваю.

– Все еще?!

– Да. Вопрос с тем, чтобы развести гнездо дефективных, решили сей секунд, а насчет личного состава – неувязочка.

– Да пустяки, ничего страшного, – сказал Волин так легкомысленно, что захотелось треснуть его по чистой шее, – пойдемте пока ко мне в кабинет, у меня вентилятор имеется. Часок-другой жару переждете.

Сорокин размышлял недолго. Предложение было приемлемое.

В кабинете Волин запустил удивительный агрегат, похожий на аэротурбину, с пугающими стальными лопастями. По кабинету распространился бодрящий освежающий эфир.

– Располагайтесь, – пригласил капитан, звякнул по внутреннему и, извинившись, отбыл.

Николай Николаевич, организовав себе стакан воды, перетащил к окну легендарный мягкий стул и устроился на нем.

Наверное, старательным девчонкам-дембелям удалось напоследок отмыть эти вечно серые окна. Даже неуничтожимые кресты от бумажных полос получилось оттереть. Сияли окошки, точно стекол не было в них вовсе. И открывалась через них, как на экране, Москва под жарким, почти южным солнцем.

Девушки в легких цветастых платьях, кто в шляпках, кто под зонтиками, женщины в косынках, иные с веерами, мужики в легких брюках, с подвернутыми рукавами – все вроде бы двигались, кое-кто наверняка куда-то спешил, но все равно смотрелись как в замедленном кино.

Жарко.

Истекал горючими слезами кусище льда, выпавший из тележки мороженщика, ошалевшие вороны стучали по нему блестящими клювами. Где-то шлепала по мячу малышня, из чьего-то окна обалдевший от жары патефон завел вдруг о том, что «ночь близка, а ночь на крыльях сна». Хоронясь в тени, сидели на лавочках бодрые московские старики в панамах и легких шляпах: кто-то читал газеты, кто-то сражался в шахматы. Какие-то двое, что-то обсуждая, плелись куда-то с удочками.

– Делать людям нечего, – буркнул Сорокин и отвернулся.

– Что, товарищ капитан, на пенсию потянуло? – На пороге, степенно вытирая сандалии, появился товарищ Симак.

В белом парусиновом костюме, с панамой в руках и даже – Сорокин чуть не присвистнул – в пенсне на остром вредном носу.

– Эдаким вы франтом.

– Это я, изволите ли видеть, путевку себе в месткоме выбивал, – объяснил медик, усаживаясь на свой любимый диван.

– И как?

– Говорят: в ноябре приходите.

– Неуступчивый тут народ.

– Вам-то грех жаловаться, – заметил Симак, – у вас все схвачено.

– Ну не местком точно.

– Зато все НТО под себя подобрали, чужим не вклиниться. Прямо так все бросают – только и слышишь заклинания: некогда, некогда, Николай Николаевич просили, товарищу Сорокину срочно.

– Это когда было. Времена былинные.

Борис Ефимович как бы мимоходом сообщил:

– Я вчера на комиссии у вашего выродка был.

– Так уж моего, – улыбнулся Сорокин.

– Окраина ваша – значит, и выродок.

– Выродок общий.

– Вы слушать будете или имеете настроение пререкаться? – едко поинтересовался Симак.

– Упаси боже, мне с вами не тягаться, – успокоил Сорокин. – Как там иудушка, искренний мальчик?

– Сначала выкручивался блестяще! В комиссии-то в основном женщины, причем, что вполне понятно, вдовы, мамы и прочий внушаемый люд. Говорил о музыке… он на пианино знатно умеет, вы знали?

– Нет, откуда.

– Упирал на то, что слышит более, чем среднестатистические граждане, и что дуб-оракул у Чертова пруда так ему прямо и сказал: приносить в жертву девушек, которые, видите ли, плохо себя ведут.

– Шутите? – уточнил Сорокин.

– Ни вот столько. – Симак показал пальцами самую малость. – Этот ваш поборник древнего благочестия утверждает, что все три жертвы, которые были там убиты, судьбой были предназначены к некоему светлому, а он, Альбертик, своими глазами увидел, что они плохо себя вели.

– Что ж они натворили?

– Одна парню руку пожала на прощание, другая ходила обнявшись, третья, которая Люба, вообще поцеловалась. И что он, Судоргин, ясно провидел, что тем самым они нарушают замысел мироздания о себе… ну и трам-тарарам. Вы поняли.

Подумав, Николай Николаевич снова был вынужден признать, что блуждает мыслями в потемках.

– То есть он их душил для чего, чтобы что-то там предотвратить?

– Слушайте, ну не придирайтесь к словам! Стандартный комплекс во всем правого человека. Справедливость попранную он восстанавливал.

– Убивая, раздевая, вещи мертвых продавая…

Борис Ефимович отмахнулся:

– Да не ищите мозга там, где его нет. Психопаты, социопаты в подавляющем большинстве случаев самооправданиями вообще себя не утруждают – считают себя всегда правыми.

Он налил себе воды из графина, выпил, причмокнул с огромным удовольствием, точно отведал лучшего нарзана.

– И что же, какие результаты? Неужели прошло? – спросил Николай Николаевич. – Он же совершенно здоров.

– Да не беспокойтесь вы. Председателем комиссии сам Иван Израилевич, так что сядет мальчик как миленький. Правда, у Волина Альбертик сменил тактику, начал разного рода ницшеанство проповедовать: мол, кому-то дозволено поболее остальных.

– Книжек начитался, понимаю. Что ж Волин?

Медик сокрушенно развел руками:

– Не впечатлился Виктор! Тогда иудушка с козырей зашел: как так, я же вам помогал, а вы вот как со мной. Ну, Виктор держится индифферентно, то есть ваньку валяет: о чем толковать изволите? А тот хитренько: вы моего папашу никогда бы не заловили, если бы не мои сообщения…