Книга Прекрасный незнакомец - Джулия Лэндон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она лежали, обнявшись и тяжело дышали. Спустя какое-то время Артур привлек Керри к себе и перевернулся на бок, так что теперь они оказались лицом к лицу. Она почувствовала, как он выскользнул из нее. Отдышавшись, он отвел с ее лба влажную прядь и прошептал:
— Вы, сударыня, украли у меня сердце.
Ах, но ведь он-то украл у нее сердце много недель назад, сорвал его, точно зрелый плод. Внезапно, подавленная нахлынувшими чувствами, она уткнулась ему в шею — ей показалось, что в эту минуту здесь, в открытом море, они просто мужчина и женщина, и близость их так огромна, как бывает только в сказках, и она любит его сейчас за полноту их близости.
Они лежали, сплетясь в объятии, и почти не разговаривали, наслаждаясь прикосновением, запахом и созерцанием друг друга при мерцающем свете лампы. Керри знала, что сохранит до конца дней своих воспоминание о том, как они ласкали друг друга в эту ночь, как стали одним целым в сером ночном море.
На следующее утро руки и губы Артура пробудили ее от спокойного, глубокого сна, который посетил ее впервые за много суток. Он ласкал ее нарочито медленно, старательно довел до высшей точки, еще старательней довел до высшей точки себя, сохраняя на лице веселую улыбку. Он больше не выходил из каюты до тех пор, пока они не пристали в доке Хок-ван-Холланда, разве что пару раз, чтобы раздобыть еду и дать Керри возможность побыть одной. За исключением этих редких отлучек, они лежали на узкой койке, заменявшей кровать, тщательно и всесторонне изучая тела, друг друга, тихонько смеялись интимным шуткам и негромко говорили о жизни, надеждах и своих мечтах.
И нежно шептали друг другу о своей любви.
Даже лишающее сил чувство вины начало исчезать в том покое и безопасности, которые она ощущала в объятиях Артура. Казалось, что все произошло когда-то давно, десятилетия назад, и порой у нее возникала мысль, что, скорее всего ничего и не было. В этой каюте не существовало ни Шотландии, ни Монкриффа, ни предательства Фрейзера. Ничего, кроме нее и Артура и их любви.
Но когда во второй половине дня судно причалило к Кингстону-на-Холме, первый сквознячок омерзительной реальности проник в их каюту. Картины и звуки оживленной маленькой гавани холодной правдой ворвались в мир, сотворенный ими, безжалостно заставив Керри вспомнить обо всем, что с ней случилось.
Артур вышел из каюты, а Керри, безжизненно двигаясь по ней, надела простую юбку и блузку, вынутые из сумки, уложила волосы строгим пучком на затылке.
Из глаз ее заструились слезы, они были быстрыми и тихими, и с ними ушло волшебство этих немногих дней. То, что случилось между ними в этой каюте, кончилось, кончилось навсегда, и Керри была уверена, что больше никогда не изведает такого покоя.
Когда вернулся Артур, ей удалось держаться спиной к нему, чтобы он не увидел ее покрасневших глаз. Но присущее чутье подсказало ему, как сильно она расстроена. Он подошел к ней сзади — она укладывала свои немногочисленные пожитки — и, обняв за талию, привлек ее к себе на грудь.
— Все будет хорошо, — пообещал он. — Я не позволю никакому злу коснуться вас, пока я жив.
Ей стало теплее от этих слов, и она повернулась в его объятиях и жадно поцеловала его, положив конец дальнейшим обещаниям, потому что слышать их ей было невыносимо.
Невыносимо было смотреть в лицо реальности — Керри страшило не преступление, совершенное ею, но преступление, которое совершил он.
О, в сердце своем она не сомневалась, что каждое сказанное им слово говорилось искренне. Он продемонстрировал ей свою чудесную любовь, полную и самозабвенную, и, радостно поклявшись своей жизнью, пообещал обеспечить ее безопасность. Но она боялась именно его жизни, его имени, его положения среди британской аристократии, всего того, что их разделяет.
Это же совсем другой мир, подумала она, когда Артур взял ее за руку и повел мимо скупщиков рыбы, моряков и всяких торговцев по оживленным улицам Кингстона, — мир, не похожий на то выдуманное царство, которое они сотворили для себя в последние дни. И когда она смотрела, как он договаривается о найме экипажа — крытого экипажа, пояснил он, поскольку ему не хочется подвергать леди буйству стихий, — она притворилась, будто смотрит на человека, который всегда будет любить ее и всегда лелеять.
А потом сглотнула горький вкус реальности, подступивший к горлу.
Если бы Артур не знал, что этого не может быть, он готов был бы поклясться, что они все еще в Шотландии. Процедура найма подходящего экипажа оказалась почти такой же вульгарной здесь, как и покупка лошади в Северном нагорье. Артур от всей души надеялся, что Алекс не делал за последние недели никаких серьезных капиталовложений наличными, потому что, похоже, он потратил целое состояние, с тех пор как отправился устраивать дела Филиппа.
И словно с него недостаточно было дурацких осложнений на этот день, извозчику не очень-то пришлась по душе идея отправиться в Лонгбридж.
— На дорогах у нас очень уж грязно, милорд, — пробурчал он, теребя шапку. — У нас тут ужас, сколько было дождей. Может, вам лучше поехать на юг?
Неужели вся Англия спятила за время его отсутствия? Когда это наемный извозчик вступал с ним в пререкания?
— Я совершенно уверен, что мне не нужно на юг, — процедил он надменно, — точнее, я в этом непоколебимо уверен. А теперь, сэр, если вам угодно оказать мне величайшую любезность покончить с разговорами, я буду вам весьма признателен!
Извозчик, нахмурившись, надел шапку.
— Говорю же, грязно, — пробормотал он себе под нос, уселся на свое сиденье и добавил к сказанному еще что-то такое, чего Артур не разобрал, но что прозвучало достаточно язвительно.
— Я прекрасно вас слышу! — заявил ему Артур, влезая в фаэтон. Захлопнув дверцу, он с рассерженным видом опустился на скамью напротив Керри.
Но достаточно было один раз взглянуть на нее, чтобы Артур забыл о своем раздражении.
— Можно подумать, что наш извозчик питает особое отвращение к дорожной грязи. Остается только удивляться, зачем он вообще стал извозчиком, — хмыкнул он.
Керри молча улыбнулась и посмотрела в мутное серое окно.
Артур нахмурился — еще два дня назад Керри засмеялась бы. Эта молчаливость появилась у нее, когда он сказал, что они входят в кингстонскую гавань. Он вообще-то не очень разбирался в изменчивых женских настроениях — и не имел к этому склонности, — но тогда он это заметил и предположил, что ее грусть связана с воспоминаниями о Шотландии — и о Томасе. На протяжении последних нескольких дней она не один раз вслух высказывала тревогу о своем родственнике. Правда, Артур считал, что эти тревоги — непоправимая растрата хорошего настроения; кто-кто, а уж Томас, этот грубый осел, проложит себе дорогу в жизни. Черт побери, Артур не удивился бы, если бы узнал, что этот упрямый осел добыл себе славу и состояние какой-нибудь жуткой выдумкой. У мужчин вроде Маккиннонов всегда так получается…