Книга Сага о Кае Эрлингссоне - Наталья Бутырская

Наш хирд был словно стая птиц: каждый понимал другого без единого взгляда. Вот я делаю два шага влево, и копьё Тулле, прикрывая мое отступление, разит тролля, Альрик в полушаге неожиданно пригибается, и в двух пальцах над его головой пролетает стрела, пущенная Эноком. Хвит оступается, и его придерживают, не глядя. Мы, как одно могучее создание, которое разделилось на двадцать тел. Такого единства я не чувствовал никогда в своей жизни.

Я отступил за молодую сосенку толщиной с мою ногу, и удар, который должен был переломать мне все кости, обрушил деревцо. Ответный выпад копьем разрезал троллихе губы и противно скрежетнул по зубам, тварь заревела от боли, и горячая кровь, резко обдав запахом железа, брызнула на меня. Несколько копий вонзились животному в спину, но ярость и боль от моего удара застила все остальное. Троллиха поднялась на задние лапы, широко раскинула чудовищные руки, как будто хотела меня обнять, и рванула вперед.

Сзади кустарник, мимо этих объятий явно не проскочишь, ребята что-то орали, остервенело рубя и коля чудовище, но ей всё было нипочём. Видимо, твёрдо решила в своей головенке отправить меня в дружину Фомрира раньше срока!

Ну уж нет! Если и попадать туда, так верхом на чудовище, — решил я и бросился навстречу. Тяжелое пузо неожиданно легко поддалось копью, лохматые ручищи сграбастали меня и прижали к обвислой груди. Что-то хрустнуло, обдав холодной болью: то ли древко моего копья, то ли рёбра и правая рука, прижатая к грудине тролля.

Задыхаясь от застарелой вони и линялой шерсти, я смог левой рукой дотянуться до пояса, выхватил нож и слепо вонзил его в троллеву тушу. А потом еще раз. И еще. В каждый удар я вкладывал весь гнев, все желание жить, всю жажду крови, что поглотила меня, оставив лишь пелену перед глазами.

В рот и нос набилась воняющая потом и кровью шерсть, беспорядочные удары то попадали, то соскальзывали с толстой шкуры.

Грохот сердца заглушал все звуки.

Рукоять ножа от крови скользила, но я сжимал её так, что дерево трещало под пальцами.

Последний удар внёс новый звук в окружающие шумы, и этот звук был приятней всего, что я слышал прежде. Предсмертный хрип чудовища отозвался в душе нарастающим теплом. Мы грохнулись оземь, и я почувствовал, как жидкий огонь бежит вместо крови, с каждым ударом сердца наполняя меня пьянящим восторгом победы и новой силы.

Я вскочил на ноги, по телу пробежало то самое ощущение от потягивания после долгого сна. Что-то хрустело и чавкало, но боли не было. Не было никаких неприятных ощущений. Только дикий восторг!

Я выплюнул сгусток мяса и шерсти изо рта и заорал от переполнявших меня чувств. Глаза, нос, рот были залиты троллевой вонючей кровью, волосы слиплись в кашу.

— Ну и видок у тебя, Кай! Как будто в крови искупался! — услышал я голос Альрика.

Отбросив нож, я попытался стереть липкое густое месиво с лица, с трудом разлепил веки и ощерил рот в улыбке.

— Третья руна, — а потом заорал во все горло: — Третья руна! Тебе, Фомрир!

— О боги! — пробормотал кто-то поблизости. — Его отец был всего лишь Кровохлёбом, а сын в крови прямо-таки купается. Но пусть меня сожрет тролль, если я знаю, как такое можно назвать.

Я обернулся на троллиху. Ее грудь и живот были попросту растерзаны в клочья, ни единого целого куска шкуры не осталось. Если бы не прорехи, оставленные копьями, я, может быть, и не смог бы прорезать ее. Но сейчас мне было плевать на риск, на судьбу и на троллиху. Я до сих пор чувствовал божий огонь, текущий в венах, приятную боль в костях, макушка и лицо словно запекались на очаге, и тело наливалось невероятной мощью. Я был всесилен! Ребята морщились от исходящей от меня силы. Так как мы были на равных, она не причиняла им боль, скорее, неудобство, а я не хотел скрывать ее и отпустил на волю.

Единственное, чего я жаждал в тот момент: больше силы! Я точно понял, что хочу пройти свой жизненный путь и даже согласен умереть ради того, чтобы стать равным богам. Чтобы ощутить в себе мощь Фомрира, мудрость Скирира, мастерство Корлеха!

— Кай, иди скупнись, что ли? — охолаживающе сказал Альрик. — А то непонятно, то ли у тебя полголовы снесено, то ли просто троллева кровь налипла.

— И воняет, — добавил Тулле.

Эйфория постепенно спадала, и я начал замечать мошкару, что налетела на запах крови. Тулле довел меня до ближайшего горного ручейка, куда я залез целиком, даже не снимая одежды. Вода ниже по течению покраснела. Я продрог до костей, но продолжал вымывать сгустки крови, куски кишок и чего-то непонятного из волос и одежды до тех пор, пока кожа и волосы не начали скрипеть.

Я глянул на Тулле, растянувшегося во весь рост на плаще.

— Глима? — спросил я.

— Ты все никак не уймешься? — лениво протянул друг.

— Я тебе все проигрывал. Но сейчас мы на одной руне!

— Говорили же тебе, что у карлов разница в силе зависит лишь от руны. А у хускарлов уже есть различия.

— Сейчас мы на одной руне! — повторил я упрямо.

— Значит, и победителя не будет. К тому ж мне неохота. С Рыбаком померишься, когда вернемся.

Когда мы вернулись к остальным, троллиху освежевали, шкуру сполоснули в ручье, смахнув блох, и свернули в тугой сверток, Косой проверял вырезанные из тела стрелы, копья уже были очищены от крови и отдраены. Все ждали нас.

Я взглянул на наш хирд. Знакомые до боли лица, выученные наизусть за долгую зимовку истории и воспоминания о единстве во время битвы, — все это вызвало во мне жгучее желание выпить с ними, посмеяться, выслушать сто раз проговоренные шутки. Это и была моя семья! Не мать, не отец, а хромающий Вепрь, потерянный Хвит, Косой со взглядом в две стороны одновременно, спокойный, как вода в горном озере, Тулле, насмешливый и хитроумный Альрик, глуповатый, но отважный Рыбак. Вот моя семья!

Может, и Даг бы смог войти в нее. Жаль, что все так получилось.

На правах отхватившего руну мокрую и тяжеленную шкуру тащил я. До дома Видарссонов идти было целую вечность и еще немного сверху, зато в итоге братья-скупердяи увидели уставших воинов, сгибающихся под тяжестью трофеев.

На следующий день мы вернулись в Кривой Рог на телегах, нагруженных колбасами, вяленым мясом, крупами, овощами и, самое главное, крупным бочонком с домашним отменным пивом, которое мы слегка распробовали в сеннике у Видарссонов. Мой кошель приятно оттягивал пояс, заглотив еще полмарки серебром.

— Пожалуй, тебе стоит заменить свое оружие, — заметил Альрик, когда мы подходили к пристани.

Я глянул на отцов топорик, который невесомо висел на поясе. Он тускло отсвечивал в свете масляных ламп. Потертый металл с зарубками, гладкое блестящее топорище, еле заметные руны, высеченные по дереву, кожаная оплетка. Он был хорош. Сколько снежных волков пало под его напором! Но все свои руны я добыл не им. И после получения третьей руны он стал слишком мал и легок. Да я даже не смог разрубить им морду морской твари, которая чуть не убила Рыбака.