Книга Его птичка. Книга 2 - Любовь Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рома, — усмехнулась Дарина и легко поднялась на ноги. — Она здорова, ребенок тоже здоров. Она жена лучшего хирурга в городе. У нее такие привилегии, что остальным может только сниться. Что бы ни случилось, мы со всем справимся, правда, Ань? Главное, что дышать правильно умеешь.
— Умею, — кивнула с улыбкой Аня.
— Только кушай побольше, — сказала она и вышла за дверь, оставляя сладкую парочку наедине.
Рома взлохматил светлые волосы, походил немного по кабинету, потом поднял Аню и долго обводил взглядом ее лицо, растянутые в счастливой улыбке губы и стройный стан. Он любовался своей женщиной, которую пришлось отвоевывать даже не у судьбы, а у собственной глупости и алчности. И теперь она каждый день в его жизни, почти каждую ночь в его постели, очень часто на его члене. А теперь она еще и носит его ребенка.
Прикрыв глаза от ослепляющего счастья, которое буквально жгло его изнутри, он, чтобы скрыть пытавшиеся пробиться слезы, поцеловал Аню в губы. Отчаянно, горячо и влажно, ощущая приятный вкус сладкого чая.
Она приняла его жадный поцелуй с радостью, и то, что он вдруг стал забираться ей под юбку, тоже приняла, и даже член, который попал в нее спустя пару минут ласк и прелюдий, тоже приняла. С большим энтузиазмом и рваным тихим стоном:
— Люблю.
Только удовлетворившись, Рома наконец смог выдохнуть и спросить:
— Кого ты хочешь?
— Серьезно? — рассмеялась она. — Не знаю. Просто хочу, чтобы был здоровый и хорошо спал.
— Можешь не сомневаться. Она или он будет самым здоровым и счастливым, — тихо шепнул Рома и вверг тело Ани в новую пучину страсти, срывая с губ тихие хриплые крики.
Только спустя несколько недель Ане в голову пришла мысль о вопросе, который она давно хочет задать Роме. Вопрос, который мог бы поставить на кон их мирное и такое легкое сосуществование. Но спросить она была обязана!
— Рома, а как дела у Марины? Помнишь…. Ну, той?
Рома, будучи за рулем, только мельком на нее взглянул и снова уставился на дорогу, везя ее в театр, где она теперь подрабатывала в массовке.
— Все ждал, когда ты спросишь.
— Давно бы сам рассказал.
— Да и думать о ней не хотелось, не то что говорить, тем более новое оборудование в лабораторию привезли. Не до душевных терзаний.
Алексей Романович подсуетился и выбил грант в Министерстве медицины и здравоохранения и теперь Рома снова получил возможность делать искусственные органы и дарить людям шанс на жизнь. Иногда, правда, его оттуда приходилось вытягивать насильно с помощью еды и секса.
Но Аня была рада. Она была даже рада просто сидеть и смотреть, как внимательно Рома смотрит в микроскоп, или как он тренируется, или как он нависает над ней, даря незабываемое удовольствие.
Она любила его и ни на миг не пожалела, что отказалась от карьеры и мировой известности.
Тем более она слышала, как Рома втихаря от нее ищет просторное помещение.
Она подозревала, что он хочет исполнить ее новую мечту об открытии своей танцевальной школы. Ведь мечты могут меняться. Скоро родится малыш, и ее мечты снова изменят свое направление.
— В общем, — вернулся Рома к разговору. — Я тогда сдуру позвонил ее мужу, чтобы он жену приструнил.
— И? — испуганно шепнула Аня, помня, какой властью обладает супруг Марины.
— Ну и ей пришлось сбежать, чтобы он просто не вкатал ее в асфальт. Он это может.
— Какой ужас. Даже жалко ее, — пробормотала Аня и положила руку на твердое бедро Ромы. — У нее все хорошо?
— Вот ты добрая душа, — закатил глаза Рома и быстро коснулся щеки Ани. Она улыбнулась, сразу вспоминая мудрость Станиславского, что любить — значит хотеть касаться. А именно этого так хотелось и ей, и Роме. Всегда друг друга касаться. Даже просто занимаясь бытовухой, даже за просмотром кино и поеданием стейка. Словно касание — лишнее доказательство, что они есть друг у друга.
— Пора, Аня, перестать думать обо всех обездоленных и думать о нашей дочке.
— Сыне.
Новый милый спор, который возникал между ними уже несколько недель кряду.
— Главное — наша семья.
— Правильно, и, что бы у нас ни произошло, мы будем вместе.
— Что, даже измену простишь?
— Честно, наверное, да, — тяжело вздохнула Аня и погладила щеку Ромы, даря ему поцелуй. — Только если аргументируешь свой поступок.
— Человек способен на измену, если уверен, что ему нечего терять, что он, по сути, одинок в этом мире. Тогда я, Аня, был уверен, что ты лишь временное явление в моей жизни.
— А теперь… — шепнула Аня, сглатывая комок слез в горле. Последнее время она удивительно плаксива.
— А теперь мы с тобой построили новый стеклянный мост, закалили его и обожгли нашими чувствами.
— Рома, Боже.
— И танцевать нам на этом мосту до конца нашей жизни.
— Вместе, — уже чувствуя, как катятся слезы по щекам, говорила Аня и с удивлением заметила, что Рома паркуется у обочины и расстегивает свой ремень безопасности.
— Вместе, Птичка, — притянул он ее к себе и погладил живот. — Теперь навсегда.
Конец
(Его птичка) Новогоднее наказание.
- Мы приносим свои извинения, но мы закрываемся через полчаса, - оповещает нас официант на ломаном английском.
Я тут же надуваю губы от обиды, хочу возмутиться. Как это? Мы приехали! Я так мечтала! Рома сжимает под столом мое колено и серьезно кивает.
- Спасибо. Тогда принесите счёт.
- Я не понимаю! Как можно не работать в Новый год! Главной достопримечательности Парижа! Зачем мы тогда поднимались сюда, если провели здесь всего час! Рома...
Так жалко. И теперь я не смогу выполнить самый главный пункт моего списка.
- Аня, - берет меня за подбородок Рома и заставляет посмотреть ему в глаза. Два кусочка льда, что обжигают. - Закрой рот и просто доверься мне...
Мы говорим тихо. По-русски, так что до парня-оцианта нам нет никого дела.
- Что ты придумал? - тут успокаиваюсь. Уже сама мило улыбаюсь официанту, который благодарно кивает на щедрые чаевые.
Рома всегда щедр. Порой пугающе.
Возле витрины с дорогущим пуховиком мы ругались минут двадцать. В итоге он пригрозил, что, если я не замолчу и не приму подарок, секс у нас будет односторонний.
- Это как?
- Это оргазм будет только у меня.
Это я еще отвоевала пуховик, он мне шубу хотел купить. Лишь, аргумент, как на меня будут смотреть в Академии балета, где я учусь, он счел приемлемым.