Книга Соб@чий глюк - Павел Гигаури

– Давай я тебе рану обработаю чуть-чуть, – сказала Светка, высвободилась из моих рук и ушла из кухни за перекисью.

Когда она вернулась, я занял исходную позицию и положил руки ей на ягодицы.

– Это для анестезии, – пояснил я. – Хотя, пожалуй, тут нужна более глубокая анестезия, – сказал я и переместил правую руку Светке под юбку.

– Это не больно, – успокоила меня Светка глуховатым голосом.

– Заметь, я сестре этого не позволил сделать, – сказал я многозначительно.

– Потому что ты вряд ли полез бы сестре в трусы, – заметила Светка.

Я вскрикнул и попытался встать.

– Сидеть! – приказала Светка хриплым голосом.

Мы пыхтя поднимались на третий этаж маленького трехэтажного арбатского дома. Лестница была настолько неудобно спланирована, что казалось, будто она рассчитана не на нормальных людей, а на каких-то других существ или людей уменьшенного размера, а может, даже детей.

А может, это просто очень специальное место во Вселенной? Вся Вселенная расширяется, и мы расширяемся вместе с ней, а эта лестница сохраняет первозданный размер, и получается, что нормальному человеку трудно на ней уместиться? И ничего удивительного в этом нет. В мире много удивительных мест и вещей, например, я подозреваю, что бесконечность живет в почти пустом тюбике зубной пасты.

Тюбик уже кажется совсем пустым, пасты там совсем не осталось, но каждый раз, который мне кажется последним, мне удается выдавить достаточно пасты, чтобы почистить зубы, а потом еще и еще, и начинает казаться, что в тюбике поселилась бесконечность, и паста никогда не кончится: так продолжается, пока не кончается мое терпение, и я выбрасываю тюбик вместе с поселившейся в нем бесконечностью.

Бесконечность может просто свести с ума, как и узкая лестница.

На первом этаже здания было бюро путешествий, на втором – юридическая консультация и нотариальная контора, а на третьем ждали нас со Светкой.

И вот мы оказались перед единственной дверью на третьем этаже, едва освещенной единственной лампочкой на стене, перед безымянной дверью: на ней не было ни надписи, ни даже номера. Это была старая, или даже старинная, дверь, покрытая масляной краской одного из темных, грязных оттенков коричневого цвета, неразличимого в сумерках.

Мы остановились перед дверью. Светка повернулась ко мне.

– Артем, я прошу тебя, попробуй не злиться. Ведь нам терять нечего. Я тебе, со своей стороны, могу сказать, что если бы я могла вернуть все назад и сделать так, чтобы ничего не было и нам не нужно было идти сегодня сюда, я бы так сделала, даже если бы мне нужно было отдать за это руку, – грустно сказала Светка.

Я посмотрел в Светкины глаза, в тусклом свете они сливались с окружающим пространством, радужки не было видно. Я наклонился совсем близко к ее лицу, пытаясь рассмотреть зеницы, так что от напряжения почувствовал боль в собственных зрачках.

– Именно поэтому, наверное, Венера Милосская осталась без обеих рук. Пойдем, Венера, – сказал я, поворачиваясь к двери.

– Ты неисправим.

Звонок на двери отсутствовал. Я надавил на ручку, дверь открылась, и мы вошли в малюсенькую комнату. В комнате никого не было. В левом углу комнаты стоял непропорционально большой, мощный старинный письменный стол, видимо, из дуба. Стол нес в себе тайну, и не своей огромной поверхностью, на которой стоял широкий монитор и лежала масса книг, а вопросом: как этот огромный стол попал в малюсенькую комнату? Уж точно не по узкой лестнице, по которой мы со Светкой только что вскарабкались на третий этаж.

То ли этот стол много-много лет назад был посажен в это здание, как зернышко, в виде дубовой табуретки и со временем вырос в дубовый стол, то ли где-то здесь есть проход в другое измерение, через которое этот стол и был внесен в комнату. Я начал осматривать комнату в надежде найти потайной ход в другое пространство, откуда прибыл стол, но все стены от пола до потолка были заставлены книгами, которые искусно маскировали тайну.

В правом углу комнаты, напротив входа, также окруженная книжными полками, была видна дверь. Она вдруг открылась, и оттуда вышел Карл Маркс. Он был совсем невысоким, с большим животом и пухлыми руками. В нем не было вождизма, потому что он не был в компании Энгельса, Ленина и уж тем более Сталина или Мао Цзэдуна, которые обычно все дружно смотрели в одну сторону, а не на людей перед ними. Он был сам по себе.

– Светлана Георгиевна? Артем Георгиевич? – то ли спросил, то ли поздоровался Карл Маркс.

– А вы Карл Маркс? – спросил я.

– Максим Иванович? – то ли спросила, то ли поздоровалась Светка.

Карл Маркс кивнул.

– Пожалуйста, проходите, – пригласил Максим Иванович, исчезая в дверном проеме.

Мы последовали за ним и через маленький коротенький коридорчик, из которого был вход в туалет, прошли в неожиданно просторную комнату-зал. Вдоль правой стены располагались небольшие окна, через которые был виден дом напротив, но его, словно отражение в разбитом зеркале, перечеркивали голые ветви деревьев.

Между первым и вторым окнами стояла музыкальная установка, между вторым и третьим – столик с журналами. Вдоль стены напротив поместились кухонный стол и плита, микроволновка, кофеварка и небольшой холодильник. Вдоль левой стены находился глубокий диван, обитый коричневым бархатом, чуть сбоку от дивана, высокой спинкой к нам, громоздилось кресло, между креслом и диваном виднелся журнальный столик – точнее, стол, квадратный и необъятный, видимо, двоюродный брат письменного стола из первой комнаты. Над диваном в узкой темно-бордовой рамке, под углом к стене, висела большая репродукция, изображающая суд над умершими.

– Вот он, Собакин-Анубис! – не удержался я. – И Орел Орлович, а вон эта жопа бегемота с крокодиловой головой!

Светка впилась глазами в картину.

– Вы интересуетесь Древним Египтом? – с явным удивлением спросил Карл Маркс.

– Активно не интересуюсь, – отозвался я.

Карл Маркс поднял брови, но, видимо, решил не вдаваться в детали моего ответа.

– Вы оба присаживайтесь на диван, а я сяду вот в это кресло. Хотите кофе?

Мы оба кивнули.

– Черный? Или со сливками? Сахар? – Карл Маркс отправился к кофеварке.

Я попросил со сливками без сахара, а Светка – со сливками и с сахаром.

– Я предлагаю перейти на имена без отчеств. Друзья называют меня Максом.

– Марксом? – переспросил я.

Я поймал жалобный Светкин взгляд.

– Вас смущает, что я похож на Карла Маркса? – откровенно спросил меня Карл Маркс.

– Честно говоря, несколько отвлекает, – признался я.

– Хорошо, я соберу волосы в хвостик, надеюсь, это вам поможет.

– Однозначно. Я никогда не видел Карла Маркса с хвостиком, – сразу же отозвался я.