Книга Театральная сказка - Игорь Малышев

Хрустальные и стеклянные капли раскачивались перед лицами жителей, подобно фонарикам на головах глубоководных рыб, и, казалось, должны бы мешать им, но люди, очевидно, так привыкли, что просто не замечали их. Или замечали, но настолько прочно встроили в картину мира, что относились к ним с вниманием не бóльшим, чем к воздуху или свету.

– Странные украшения, правда? – сказала Ветка Мышу. – Большой респект человеческой фантазии.

Она постоянно оглядывалась вокруг и провожала глазами чуть ли не каждую подвеску, тем более что одинаковых среди них, казалось, вообще не было.

– Что, нравятся? – спросил Мыш.

– Очень. Причём даже сама не пойму почему. Что-то с ними не так, но что, не пойму.

– А что с ними может быть не так?

– Да я же говорю, сама не понимаю.

Они остановились, привалившись спинами к стене из мощных чёрно-серых камней.

Поток горожан тёк перед ними – люди самых разных возрастов, рас, большие, маленькие, богатые, бедные, взрослые и дети…

Большинство безостановочно двигалось по своим делам, но были и те, кто задерживались, чтобы переброситься друг с другом парой слов, а то и вовсе завязать беседу. Вот тут и начиналось самое интересное – капли, свободно висящие в воздухе, вдруг начинали реагировать друг на друга. Нет, многие висели абсолютно спокойно, но были и те, которые, нарушая закон всемирного тяготения, начинали отклоняться друг от друга, или же, наоборот, тянулись один к другому, подобно магнитам.

– Ты видишь? Видишь?! – то и дело толкала Ветка в бок Мыша. – Они реагируют друг на друга. Вот это как? А? Что это?

Облачка в фиалах то обволакивали стенки ровным молочным маревом, то сплетались змеистыми искрящимися клубками, то становились похожими на клочья сена, то на ударивший в небо фонтан… Иногда подвески собеседников соприкасались, и тогда облачка в них затевали какую-то сложную игру, напоминавшую танец или встречу двух птичьих стай в воздухе.

Капли встречались с мелодичным прозрачным звуком, от которого едва заметно вздрагивало пространство вокруг людей.

– Что это, Мыш? Есть какие-то мысли? Что там, внутри этих стёклышек? – тараторила Ветка. – Почему одни тянутся друг к другу, другие отталкиваются? Они живые?

– Не знаю, – лишь пожимал плечами тот.

– Может, это магниты?

– Если бы они все были магнитами, то никак не могли бы оставаться спокойными при приближении друг к другу.

– Так, Мышон, я девочка, и я люблю украшения, – сказала Ветка, хватая его за руку. – Я тоже хочу такую же штучку. Кстати, и тебе такую хочу.

– Зачем?

– Чтоб была. Интересно же посмотреть, как они будут вести себя при встрече.

– А если никак?

– Будут, будут. Должны.

Засценье хорошо тем, что куда бы ты ни попал, неизменно понимаешь язык местных жителей.

Они зашли в лавку, где продавались украшения, и спросили продавца с огромным семитским носом, раскидывающего слова легко и ловко, как фокусник карты.

– «Каплю»? – он указал на свою подвеску с синеватым туманом внутри.

– Именно, – сказал Мыш.

– Я вижу, вы чужестранцы, раз их нет у вас.

– Да, и мы издалека.

– Очень-очень издалека, – подтвердила Ветка. – Даже не представляете…

– И вы, уважаемые, не знаете, что там, в этих сосудиках?

– Нет, откуда? Мы здесь первый день.

– И думаете, что это можно купить?

– Ну, мы надеемся.

Продавец согнулся пополам от хохота, хлопнул ладонями по коленкам. Его огромный нос покраснел, лицо налилось кровью.

– Некоторые вещи нельзя купить, – сказал он сквозь смех.

– Мы это знаем не хуже вашего, – чуть скривив губы, заявил Мыш.

– Нет! Вы не так поняли. Я вовсе не хотел вас обидеть, – лавочник примирительно поднял открытые ладони. – В это время мало покупателей. Пойдёмте внутрь, – он указал на занавеску в глубине лавки, – выпьем холодного чая, и я расскажу вам кое-что о «каплях».

Когда они расселись на ковре вокруг приземистого столика, уставленного чашками, чайниками, вазочками с изюмом, халвой, мармеладом и ещё чем-то, совсем непонятным и экзотическим, торговец начал свой рассказ.

– В «каплях» находится смерть человека, который её носит.

– Яд? – переспросила Ветка.

– Нет, не яд. Смерть. В прямом смысле. У нас, когда человек рождается на свет, рядом стоит священник, который принимает смерть младенца.

Мыш закрыл глаза.

– Как это? Можно чуть яснее.

– Посторонним это и вправду непросто понять. Но рожающая человека женщина одновременно рожает и его смерть.

Он приподнял густые кустистые брови, посмотрел на детей поверх чашки и продолжил:

– Священник собирает смерть в особый сосуд, и он становится первой и главной собственностью новорождённого. Смерть можно переливать из сосуда в сосуд, ей всё равно. Если, допустим, человек разбогател и хочет переместить свою смерть из сосуда обычного стекла в фиал горного хрусталя, она не станет возражать.

– Но что означают эти движения между «каплями»?… – начал Мыш.

– Да-да, все эти притяжения, отталкивания, – закончила за него Ветка.

«Семит» развёл руками.

– Этого не знает никто. Бывает, что смерти отъявленных врагов притягиваются друг к другу, а смерти ближайших друзей не выносят одна другую. У смерти всегда и на всё своё мнение, часто совершенно непонятное нам.

– Но зачем вам держать её постоянно перед собой? – удивился Мыш.

– Это позволяет избегать многих глупостей. Она… – Торговец задумался. – Она настраивает на серьёзный лад, что ли. Не даёт врать. Отсекает пустяки и лишнее. Нет, не она, конечно. Отсекаем мы, видя её перед собой. По большому счёту только для этого она и нужна. Напоминать нам о том, что рано или поздно всё кончится.

Мыш и Ветка долго молчали, переваривая услышанное.

«Семит» не торопил. Туман смерти в его стеклянном сосуде клубился, то сбиваясь в кучевые облака, то растекаясь перистыми. Временами в облаках вспыхивали молнии. Следить за этой игрой можно было бесконечно.

Торговец заметил их интерес.

– Вообще-то, у нас не принято так внимательно рассматривать смерть собеседника. Хотя я, признаться, не вижу в этом ничего предосудительного. Смотрите, иначе зачем она висит у всех на виду.

Мыш и Ветка отвели глаза.

– Но если это смерть, как она… – медленно начал фразу Мыш.

– …Реализует себя? – закончила Ветка.

– Вот это как раз самая простая часть вопроса, – ответил, откидываясь назад торговец. – Бывает так, что сосуд вдруг сам по себе, безо всякой причины трескается и распадается. Бывает, человек, поскользнувшись, ударит его о камень… А может, кто-то, взмахнув ножом или дубиной, разобьёт «каплю», бывает и так. Тогда смерть выходит из сосуда, и человек просто вдыхает её. Говорят, в этом вдохе есть даже что-то приятное.