Книга Спец - Владимир Поселягин

– Грач, ответь. Грач, вызывает Кот.

– Грач на связи. Кот, что случилось?

– Засада. На меня выходит десять мессеров. Видимо, у аэродрома был наблюдатель, который их вызвал. Мне не уйти, принимаю бой.

– Понял. Держись, Кот, помощь скоро будет.

Что у аэродрома есть наблюдатель, теперь я не сомневался, наверняка ночью высадили, с того же «шторьха», и он до утра успел достичь границ аэродрома. А я ещё удивился, чего это парочка в стороне от аэродрома устроилась, но тогда подумал, что это секрет охраны, выдвинутый подальше от части, но теперь понял – это и есть наблюдатели. Я лишь мельком их окинул взглядом, но рацию приметил, причём нашу, советскую, да и в нашей форме были, при оружии, именно поэтому я на них и не обратил внимания. А вот «охотники» – ну точно, отправили лучших – действительно не дали мне уйти: пока две пары в стороне нарезали круги, чтобы ускорить подъём, я всё же поначалу смог оторваться, но меня догнали на восьми тысячах. Тут я уже в своей стихии. Первая пара атаковала в лоб, вторая старалась зайти с хвоста, а третья заходила со стороны солнца, похоже, эта и должна меня добить, пока остальные отвлекают. Однако воевать по-честному я тоже не собирался, как и героически погибать. У меня магия есть.

Ведущего той пары, что шла мне в лоб, я сбил, используя стихию Огня. Самолёт вспыхнул, даже из кабины выбивался огонь, и ведущий рухнул вниз, входя в штопор, а ведомый испуганно дёрнулся в сторону, я по нему отработал всем бортовым вооружением. Но, к сожалению, не сбил, лишь попал, и тот, выпуская тонкую струйку, которая начала густеть, пошёл в сторону своих. Не дойдёт, наши перехватят. Я сообщил о недобитке Грачу, который, судя по мату, сам вылетел мне на помощь. А бой у меня превратился в свалку. Честно сказать, в таких схватках я не участвовал и поначалу растерялся. Но постепенно стал осваиваться: ещё одного сбил, этого честно, пулемётами, но других двоих – стихией Воздуха, сломав им крылья. Что удобно, стрелять можно по любому, кто в перекрестья прицела попадёт, своих тут нет. По мне тоже стреляли, и, гады, попадали, за десять минут боя успели превратить мою новенькую машину в чудом державшееся в воздухе решето. Это меня разозлило, и ещё два немца огненными комками полетели вниз. А что сделала оставшаяся тройка? Правильно – дала дёру, потому что Грач прибыл с подмогой, целую эскадрилью привёл. Того недобитка они уже вогнали в землю и перехватили одного из тройки беглецов. Остальные, к сожалению, ушли.

Меня повели обратно к аэродрому, на такой развалине добраться до Горького нереально. Вот и аэродром, думал, не долечу. Отметив, что немецкие наблюдатели продолжают следить, что делается на аэродроме, я клюнул носом и пошёл на штурмовку. Поначалу никто не понял, что творится, боезапас-то у меня остался небольшой.

– Кот, что происходит? – немедленно последовал вопрос Грача.

– Обстрелял немецких наблюдателей. Искал их, и вот рассмотрел. Пусть людей пошлют тела проверить.

Полковник отдал несколько приказов своим особистам, а я пошёл на посадку. А там произошла катастрофа: стойка шасси сложилась, и мой МиГ, взрывая гнущимися лопастями землю и сломав крыло, скапотировал. Конец машине. Я видел, что тут её не восстановить. Лично я смог бы, но как я это объясню? Так что придётся только пожалеть о потере. Народу сразу набежало множество, общими усилиями подняли самолёт, и я, расстегнув ремни безопасности, выпал вниз головой на подставленные руки. Потом, отстегнув парашют и отбросив его в сторону, я взял протянутую трость и фуражку, которые тоже выпали из кабины. Фуражка имела три пулевые пробоины, трость в двух местах расщеплена. Все ходили вокруг моего истребителя в шоке. Ладно повреждения, полученные при неудачной посадке, так ещё пулевых пробоин сосчитать никак не могли. Больше пятидесяти были в кабине, во многих местах прострелен фонарь, а я целый, лишь матерюсь и отряхиваюсь от пыли. Кто-то вспоминал Бога, кто-то что-то говорил о везении, но в одном сходились все – я чертовски везучий сукин сын, раз смог из такого боя выйти без единой царапинки. Уже подтвердили шестерых сбитых мной. А тут ещё и врач пристал: мол, после такой посадки я точно не мог обойтись без травм, а из-за стресса их не чувствую. Срочно на осмотр. Еле отбился, подтвердив свою врачебную квалификацию, так что обошлись лишь вопросами и ощупываниями, но тот всё же нехотя подтвердил, что я действительно в порядке. А это точно чудо.

Закинув на плечо парашют, а больше имущества у меня не осталось, я похромал к землянкам, где размещался штаб. В это время Яки заходили на посадку, и механики принимали машины, отводя их в укрытие. Работали споро. В штабе меня похвалили – шесть сбиты, все подтверждены, на земле свидетелей хватало, уже звонили, лично комфронта наблюдал за боем, переживая, когда один наш идёт против десятерых мессеров. Всё же это что-то с чем-то, это не безоружных высотников гонять. Ну и посочувствовали моему горю. Многие не раз «безлошадными» становились и знали, что это такое. Дальше было оформлении бумаг, позвонили в Горький, сообщили о трагедии, мол, отправят меня наземным транспортом, потому что попутного борта сегодня нет.

В это время зашёл особист. Он изучал тела, которые нашли в обстреливаемом мной месте, подтвердив, что это действительно немцы. Шифроблокнот цел, разбираются. Всё, что нужно, я получил, в этот раз прощание было более скомканное, два часа назад оно как-то не так завершилось. Машина уже ждала, это был ГАЗ-64, очень похожий на мой «виллис». Этот советский внедорожник я увидел впервые в Горьком, где они выпускались. Бадин недавно получил его и сделал командирским, сам гонял. Устроившись в кабине, я велел водителю трогаться. А свои разбитую трость и простреленную фуражку я подарил полку, они теперь висят в столовой на видном месте. Мы не успели отъехать и пару километров, как остановились и, выйдя наружу, стали наблюдать, как два десятка штурмовиков «хеншель» вбивают полк и штаб корпуса в землю. Остановить их было некому, кроме пары зениток, активно бьющих по ним.

– Конец нашим, – прошептал водитель.

– Не говори ерунду, – отозвался я. – Окопались хорошо. А страшно только прямое попадание, так что потери будут, но не большие. Наверное, мой мигарь добивают, гады… Вот что, оставь меня там дальше, на перекрёстке, я остановлю попутную машину, а ты давай обратно. Раненые там точно будут, и все машины на счету, чтобы увезти их в госпиталь.

– Есть, – козырнул тот.

Мы вернулись в машину и доехали до перекрёстка. Я выгрузился с вещами, и ГАЗ-64 на предельной скорости, которую позволяло развить качество дороги, попы-лил обратно. А штурмовики, закончив своё дело, улетали, лишь за одним тянулась тонкая струйка дыма. Видимо, зенитчики на аэродроме постарались. Закинув парашют на плечо, подотчётное имущество, я направился с дороги подальше в поле. Как-то мне не хотелось по земле ехать в Горький. По железке тоже можно, но немцы мост разбомбили, чем сильно усложнили нашим переброску резервов и боеприпасов. У меня есть У-2 в запасе, его и использую. Для наших тылов – самый предпочтительный самолёт, и пусть на дозаправку придётся садиться, но доберусь уже сегодня. Да и не привлечёт он внимания, сколько тут таких летает…