Книга Дракон на пьедестале - Пирс Энтони

После войны проклятие гарпий угасло. Гоблинки стали отдавать предпочтение красивым соплеменникам, а у гарпий завелись петушки. Но проклятие еще долго напоминало о себе. Гоблины-мужчины были исключительно безобразны, так что гоблинки на выданье не спешили замуж. И на каждую сотню гарпий приходился всего один петушок. И гарпии эти были до того старые и противные, что петушкам оставалось только плакать. За восемьсот лет число гоблинов и гарпий почти не выросло. И сейчас среди гоблинов гораздо больше безобразных, чем красивых, да и старухи гарпии не процветают. После большой войны мелкие стычки не прекращались. Гоблины и гарпии колошматили друг друга в память старой вражды. Но теперь их было уже не так много, да и Провал... вмешался.

Стэнли навострил ушки. Провал... это я знаю, подумал он.

– Но как же мог Провал вмешаться? – спросил Хамфгорг. – О нем даже никто не помнил.

– В том-то все и дело, – сказала Глори. – Трудно перейти Провал, о котором начисто забыл. Да еще внизу сидит дракон и хватает всех подряд. И вот постепенно гоблины и гарпии разделились. Гоблины поселились к северу от Провала, гарпии – к югу; после этого число стычек резко уменьшилось. Вот и получается, что Провал и в самом деле вмешался и стал причиной установления мира.

Стэнли чихнул. Облачко пара проструилось в опасной близости от маленькой ножки рассказчицы.

– И дракон тоже вмешался, – быстро добавила гоблинка. Стэнли гордо выпятил грудь. – Гарпии, правда, время от времени перелетали на сторону гоблинов и затевали драки, так что кровная вражда все-таки подспудно тлела, но несколько столетий миновало в относительном спокойствии.

– А как же ты перешла через Провал? – спросила Айви. – Ты же перешла, да?

– Я перешла. Ведь забудочное заклинание исчезло. К тому же мое племя живет на самом краю Провала, где заклинание всегда действовало гораздо слабее, чем в других местах. Были времена, когда я любила сидеть, свесив ноги в пропасть, и смотреть, как там, внизу, прогуливается дракон, громадный и ужасный. Он так ужасно дымил...

Стэнли еще раз чихнул. Ему все больше нравилась эта гоблинка, такая аппетитная... такая розовенькая.

– А недавно я обнаружила, что дракон исчез. Тогда я решила – путь свободен. – Глори окинула Стэнли взглядом: – Неужели это провальный дракон! Такой маленький!

– Я обрызгал его водой из Родника молодости, и он превратился в ребенка, – объяснил Хамфгорг. – Теперь дракон наш друг. Дети всегда лучше взрослых чудовищ.

– Умно замечено, – согласилась Глори. – Гоблины, к примеру, взрослых людей боятся, а к детям относятся хорошо. Человеческие дети такие милые.

– А я думаю, с кем начинаешь дружиться, тот сразу становится милым, – высказала свое мнение Айви. – Вот я кого встречаю, с тем и дружуся. Только с тучами не дружуся.

– Да, с тучами лучше не связываться, а уж с теми, которые так и норовят пролиться дождем на твою голову, и подавно. А ты, девчушка, растешь, должно быть, среди очень любящих людей.

– А другие, что ли, среди нелюбящих?

– Увы, – грустно улыбнулась гоблинка. – Мой отец, безобразный, как и все наши мужчины, гоблин, вечно ворчит, вечно злится. Мать непрестанно трепещет перед ним. Я не хочу сказать, что Горби плохой, об отце так не принято говорить, но... ну, словом, он так привык. Наши девушки предпочитают теперь гоблинов красивых и добрых, но позвольте мне быть честной – добряки и красавчики чаще других оказываются никудышными воинами и гибнут первыми. Горби стал вождем потому, что в свое время оказался сильнее прочих мужчин, суровее прочих мужчин, безжалостнее прочих мужчин. Он отличный вождь, но чувство любви ему чуждо. Когда моей старшей сестре Голди пришло время выходить замуж, отец собрал толпу разнообразнейших существ и послал их вместе с Голди к северным гоблинам, где, он надеялся, она поймает себе мужа.

– А мама говорит, что хорошенькие девушки не должны никого ловить, что на них самих ловятся, – глубокомысленно заметила Айви.

– У гоблинов иные законы, – объяснила Глори. – Гоблинки именно ловят женихов. Мне это тоже очень не нравится. А поскольку Голди природа наделила вполне заурядной внешностью, ей ловить было гораздо труднее.

– А как же Горби удалось заставить негоблинов сопровождать гоблинку? – спросил Хамфгорг.

– Очень просто: не согласитесь – съем. Среди негоблинов был огр, но он только что сразился с провальным драконом...

Стэнли опять прислушался. Интересно... очень интересно, ты... смотри... ну ничего не помню. Айви давно поняла, что ее приятель дракон ничего не помнит, но не могла понять почему; может, утратил память вместе с утратой лет... а может, и другое: провальный дракон в свое время победил стольких чудовищ и дрался с таким количеством великанов, что просто потерял счет, и все сражения слились для него в один гигантской бой.

– Этот огр, – рассказывала гоблинка, – только что выбрался из Провала, волоча за собой кентавра, и у него не было сил сопротивляться. Огры очень редко попадают в подобные переделки.

– Но и огры едят людей, – напомнил Хамфгорг. – Они едят и людей, и гоблинов, и чудовищ, и деревья, и всякую грязь. Огр должен был съесть твою сестру.

– А это был не обычный огр, очень забавный. Он притащился к Провалу в сопровождении пятерых молодых женщин, самых разных. Поэтому Горби и решил: раз он не съел этих, то и мою не съест. Риск, конечно, был. Но отец знал, что делает. Голди пошла и добилась успеха. Позднее по сети телеграфных корневищ до нас дошла весть...

– А моя мама и телефонную лозу умеет выращивать, и телеграфную, – похвасталась Айви. – Длинную-предлинную, аж до самой крыши. Мы даже с крышей можем разговаривать и со шпилем... Шпиль говорит нам, и все слышно, а мы шпилю говорим, и ему тоже все слышно.

– Да, это прекрасно, – согласилась Глори, слегка огорчившись, что ее опять перебили. – Мы, гоблины, живущие близ Провала, знаем, что телеграфные корневища тянутся через Землю драконов, к нашим братьям, северным гоблинам. Но связь часто обрывается, потому что драконы имеют привычку взрывать землю вместе с корнями. И все же мы получили известие: Голди удалось поймать жениха, и не какого-нибудь замухрышку, а самого вождя племени. Теперь она живет в мире и покое. Голди сумела покориться воле отца, но я не такая. Я куда романтичнее. Поэтому, когда подошел мой черед ловить жениха, я попросту... влюбилась. Влюбилась в самого прекрасного на свете...

– Гарпия? – спросил Хамфгорг.

– Да, он гарпий. Его зовут Гарди. Однажды вечером я, как обычно, сидела на краю пропасти, думала о разных разностях и вдруг заметила птицу, парящую внизу, между стенами ущелья. Только это была не птица, а гарпия; гарпий я боюсь, потому что эти старухи страшно ругаются. Если она кинется на меня, решила я, выхвачу нож и заколю. Я уже готова была поднять крик, готова была бежать и вдруг почувствовала: гарпия какая-то необычная – от нее не воняло, как обычно воняет от этих грязных уродин. Я всмотрелась и поняла, кто передо мной: не общипанная и грязная старуха, а чистенький и поблескивающий густыми перьями юноша. То есть петушок. Я их раньше ни разу не видела. Петушки, а их мало, предпочитают держаться в тени, на люди редко показываются. Увидала я его и рот разинула. Стою с поднятым подолом – ведь бежать приготовилась. – Тут Глори чуть приподняла юбку, чтобы продемонстрировать, как все было. – А он присел рядом и говорит: какие у тебя, барышня, красивые ножки! – Ножки у Глори и в самом деле были что надо. – После такой похвалы бежать мне ну совсем расхотелось. У наших мужчин, доложу я вам, ноги препротивные – черные, узловатые, кривые; у гарпий лапки не лучше, даже хуже...