Книга Ты, главное, пиши о любви - Юлия Говорова

Все почернело вдалеке, над лесом, на кромке озера, и только лимонно-оранжевые на закате верхушки трав, камышей, осоки. И тут же радуга, двойная сочная радуга – на темном небе. А рядом лебеди, шесть штук. Они перед вылетом собирались и ждали друг друга, когда через несколько дней пришла, их было уже двадцать штук! «Табунятся», как мне сказал Алексей, я не поняла, что их двадцать, а Вероника наметанным глазом полевика-орнитолога подсчитала, и они трубили и били по воде крыльями, Марин!

Погода грозовая, понятно, что надо уже скорей бежать домой, но лебеди оставались, и я с ними. А все чернело-чернело впереди. Потом помрачнело окончательно. Вдруг еще одна радуга на черном небе! И цвет насыщенней, сильней! Вот, думаю, сейчас ливанет!

А лебеди оставались, оставались. И солнце село. Сразу стало холодно, и эта набрякшая лодка от воды. И я гребу к берегу скорей, уже тихий дождь всюду. Причаливаю в песок, уже все мокрое, кеды, рюкзак и свитер. Я тут же, конечно, коньячку. И прячу лодку.

Обратно до дома иду пешком, и от дождя, Марина, совсем не прячусь. Стемнело, и так, понимаете ли, хорошо. Слышно, как летят гуси (не лебеди), Марин.

Хороший был день, спокойный, чистый, тихий. Вначале прогулка с Ирмой, потом с Гаммой, потом кружение на лодке, гроза, радуга и лебеди.

По утрам сейчас тоже будят лебеди. Слышны хлопки, носятся по воде и бьют крыльями.

«Гуси летят, а мы остаемся», – сказала моя подружка Оля.

И, наверное, это хорошо.

Надо кому-то оставаться.

13 октября

Бугрово

Юля – Марине

Вообще веду жизнь аристократа. Понимаете ли, прогулка на коне, прогулка с волком, колка дров под осыпающиеся листья, и грохот яблок, падающих в саду, костерок… Собираюсь пойти на лодке с Алексеем.

И еще вам одно наблюдение. Я тут дружу с врачом, зовут Юля, замечательный врач из Питера, зашла к ней в больницу, там висит картина прямо на входе, копия, как Александр Тургенев в санях зимой везет в Святогорский монастырь гроб Пушкина. Такой жизнеутверждающей картиной встречает больница Пушкинских Гор посетителей. Зима, метель, сани, Пушкин, бедолага, в гробу, и замерзший Тургенев.

Сразу понятно, чего пациентам ждать.

Могли бы повесить бал в Петербурге, что ли. А на втором этаже висит дуэль.

Всем привет.

1 ноября

Москва

Марина – Юле

Юлька! Говорят, ты собралась зимовать не просто в чуме, а прямо в ледяной иглу. Добавь каплю рассудка и проведи мониторинг – где можно было бы осесть на зиму, с печкой. Это я тебе как полярник полярнику рекомендую. Ты ведь пока еще не Порфирий Иванов – босой, в трусах и развевающейся на ветру бородой, утверждавший, что у человека есть единственная потребность – в холоде.

Надо отыскать подходящую нору.

Я уже на последней главе. Только доплыть, выплыть! И вернуться к роману. Впустит ли он меня после моего гиперборейского загула?

У Лёни скоро выставка в Берлине. Он уже там – пишет картины. Через неделю лечу к нему – клеить башни из макарон.

Тебя же я попрошу забежать ко Льву – получить с моего плеча куртку Collins, мы любим с тобой такие – в стиле «вестерн».

6 ноября

Москва

Юля – Марине

О зиме. У меня и печка, и обогреватели – все будет. Три пустых дома, все три обжиты. Колодец и сад в японском стиле.

Мама ходит на джаз и духовые оркестры, какой-то фанат духовых оркестров – вам от нее большой привет. Чувствует себя хорошо, в сентябре была в санатории, сейчас запишется наверно на танцы, потому что в санатории лучше всех танцевала, увлеклась.

Эх, жаль, вы не видите меня в вашем пиджаке!

Сейчас буду смотреть «Жил певчий дрозд», купила себе Иоселиани.

P.S. Марин, потом напишу письмо подробней: о яках, у нас же тибетские яки! О гусях, о снеге, о первых заморозках, о том, как с уличных ведер снимаешь утром кружочек льда, он тонкий-тонкий, и не хочется его разбивать, выкладываешь на траву, как линзы.

Будем здоровы и счастливы.

У нас с вами хороший город.

Всегда помню о вас, мой учитель!

По чьей тропе я, как волк, иду. След в след.

12 ноября

Бугрово

Юля – Марине

Привет из ноябрьских лесов и полей! Вечерами темных, туманных.

Спускаешься в туманное облако. Черные кусты и деревья и вода. И еще если дождик моросит. А все равно красиво. Огоньки домов, лай собак. Чавкающая грязь под ногами, скользко. Собаки лают по деревням, а потом воют. Озеро, деревья, все мокрое, влага. И вдруг лиса выйдет на дорогу, в парке Михайловского, одна, совсем рядом, пробежит мимо тебя по дорожке. Подосиновики стоят под водой в канавах – затопило!

Утки хохочут, и как-то дико разносит эхо этот крик. А утром: яблоневый сад, туман. Старый молоковоз с надписью «Молоко». Коровы. Две коровы встречаются мне всегда на пути и провожают взглядом. Паутинки, как конский волос. Мокрые, в лесу задеваешь – ложатся на лицо. Когда просветы солнца в лесу, красиво. Золотые березки, листья. На спину волка падают листья. Ирма слушает лес. Гамма ест листья с деревьев.

Привет Москве, папе, ребятам, Жанне и нашим всем.

Работаю, слушаю музыку, гуляю, смотрю на звезды, на позднеосенние дни и вечера.

Вчера, Марин, вышла на улицу ночью и услышала опять лебедей. Мгла, тучи, пробивается луна, в саду на траву роняет свет, и за ольховой перегородкой – озеро, на нем лебеди, бьют по воде крыльями в темноте, потом взлетают, и слышно, как работают маховые, как свистят.

13 ноября

Берлин

Марина – Юле

Юлька! Открыли выставку – Лёниных живописных картин!

Нина сшила по его выкройке желто-красный даблоидный костюм, я на протяжении двух недель клеила-возводила башни из макарон до небес, посвященные Фёдорову Николаю и Циолковскому Константину, макаронинка к макаронинке, воздушные и пружинистые, а под ними лично наклеила на пол триста семнадцать Председателей Земного шара, слепленных из хлебного мякиша, черного и белого, и разложила шарики и кубики – так, по словам Циолковского, мы будем выглядеть в будущем, похожими на солнца, когда станем лучистым человечеством.

Летом наша выставка из Берлина переедет в Прагу.

Так что мое странничество незаметно переходит все границы в прямом и переносном смысле, превращаясь в чистой воды бродяжничество.

15 ноября