Книга Бессмертная и незамужняя - Мэри Дженис Дэвидсон

– Моя мама выражается примерно так же, – сказала я, решив не давать воли любопытству. – Ну что ж, если ты здесь счастлива, то это, наверное, самое главное. Это да еще хорошая кормежка. А остальное никого не должно касаться.

Девушка засмеялась:

– Кормят здесь отлично. А подпитывать в свою очередь Синклера не такая уж большая нагрузка.

Мы стали спускаться по лестнице. Но совсем не по той, которую я видела во время первого визита сюда.

– Значит, вам не тяжко иметь с ним дело… Что ж, замечательно. Слушай, нельзя ли где-нибудь раздобыть схему этого помпезного сооружения?

Она опять засмеялась.

– Со временем и ты научишься здесь ориентироваться.

– Видит Бог, навряд ли.

Ее смех тут же оборвался. Словно его передавали по радио, и кто-то резко повернул регулятор громкости.

– Так ты… Я думала, что ты вампирша.

– Совершенно верно.

– Повтори еще раз слово «Бог».

– Бог.

– Скажи: «Иисус, Спаситель наш…»

– Иисус, Спаситель наш…

– А молитву прочитать можешь?

– Ну, если ты дашь мне за это что-нибудь вкусненькое… Отче наш, сущий на Небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя…

– Прекрати немедленно! – раздался вдруг голос Дэнниса. Он несся по лестнице навстречу нам, так быстро перебирая ногами, что казалось, они даже не касаются ступеней. Его ладони были плотно прижаты кушам, а глаза выпучены, точно у взбесившегося пса. – Карен, не смей произносить эти мерзкие слона!

– Дэннис, это не я, – поспешила оправдаться прижавшаяся к стене девушка, которую, как выяснилось, звали Карен. – Это она.

– Ах вот как… – Дэннис медленно опустил руки. На нем были тщательно отглаженные темные брюки, белая накрахмаленная рубашка и черные носки. Обувь отсутствовала… так же, как и галстук. Но рубашка тем не менее была застегнута на все пуговицы. – Так это ты.

– Извини, Дэннис, как-то не подумала, – сказала я.

– Ну что вы, ваше величество, вы не должны передо мной извиняться.

– Ну как же не должна… Я уж подумала, ты сейчас коньки отбросишь, – возразила я. И мысленно добавила: «Или обмочишь свои идеальные штаны». – Так что еще раз прошу прошения.

– И меня извини, – вставила Карен. – Я и не думала, что она сможет это произнести. – Девушка повернулась ко мне: – Но ведь ты же вампирша!

– Это мне уже втолковывали… Может, продолжим наш путь к кухне?

– Да, конечно. – Карен встряхнулась подобно терьеру. – Нам туда.

Дэннис отправился восвояси, окинув нас напоследок подозрительным взглядом.

– Я действительно очень сожалею, – тихо проговорила Карен. – Мне бы и в голову не пришло провоцировать на подобные высказывания обычных людей. Я имею в виду – именно здесь, в этом доме.

– А что, это причиняет им боль? – так же негромко спросила я, памятуя о том, насколько тонкий у вампиров слух.

– Тина говорила, это все равно что царапать металлом по стеклу, причем звук проникает прямо в голову, так что уши затыкать бесполезно. Хотя руки невольно и тянутся.

– Какая я бестактная!..

– Но как у тебя получается?.. Как ты можешь произносить подобные слова? Даже мысленно? И что значит – «причиняет ли это им боль»? Ведь ты же одна из них.

– В этом и состоит великая загадка, – не без гордости произнесла я. А почему бы мне не гордиться? Я и правда загадка… окутанная таинственностью и политая соусом секретности. – Синклер пытается разобраться, в чем тут дело. Поэтому он и взялся обучать меня вампирским правилам.

– На мой взгляд, тебе самой впору быть наставницей, – заметила Карен. И почему-то вдруг покраснела. – Впрочем, этого ты не слышала… Хорошо?

– А разве ты что-то сказала?

– Спасибо.

Мы миновали еще пару коридоров, прошли через двустворчатые двери и – о чудо! – оказались в просторнейшей кухне.

– Ну наконец-то! – с облегчением вздохнула я. – Если бы я по-прежнему была живой, то уже давно бы умерла от жажды.

Карен кашлянула.

– Так тебе, наверное, нужно… Может, мне сходить за кем-нибудь?

– Золотце мое, единственное, что мне сейчас нужно, так это чайник.

Карен быстро подошла к огромному шкафу, протянувшемуся вдоль одной из стен, поочередно открыла несколько дверок и извлекла на свет ярко-красный чайник – из тех, что при закипании начинают верещать так, будто их режут.

– Спасибо, – поблагодарила я, принимая у нее посуду. Затем преодолела около семи метров, отделявших меня от мойки (кухня в особняке Синклера была побольше, чем весь первый этаж в доме моего отца), и наполнила чайник водой. – А ты будешь?

– Сейчас посмотрю. – Карен снова заглянула в шкаф. – Да, пожалуй, буду. Наконец-то есть и листовой, а не только в пакетиках.

– А чем тебе не нравятся пакетики?.. Ах да, ты же из Англии! – Я усмехнулась. – Вы, англичане, крайне щепетильны, когда дело касается чая.

– Еще бы!.. Когда завариваешь пакетики, получается не чай, а натуральные помои! В них засыпают мусор, мелкие остатки. Хорошие листья кладут в жестяные банки, а оставшуюся пыль – в бумажные мешочки!

– Ну ладно, успокойся… А то, чего доброго, давление повысится. По мне – так все равно. Хотя вообще-то я терпеть не могу, когда в моей чашке плавают вареные листья. К тому же, – с некоторым беспокойством добавила я, – теперь меня может стошнить, если я их случайно проглочу.

– Стошнить?

Я уныло кивнула и уселась за стол. Он был таким длинным, что там вполне хватило бы места для разделки сразу трех коровьих туш.

– Если я съем обычную, твердую пищу, меня тут же вырвет, такое вот не слишком приятное обстоятельство… Блин! – Я чуть ли не схватилась за голову. – Я же совсем забыла о десерте! Теперь для меня не существует ни мороженого, ни шоколадных пирожных, ни малинового джема… Да мало ли на свете всяких лакомств! Я сейчас, наверное, расплачусь.

– Пожалуйста, не надо. – Карен забрала у меня чайник, прошла с ним к плите (к самой маленькой, всего на восемь конфорок) и, нажав на клавишу, вызвала к жизни весело загудевшее голубое пламя. – Прости, но… ты сейчас думаешь только об этом?

– Ладно, со временем пройдет. Я мертва всего лишь… какой сегодня день? Я погибла в конце минувшей недели.

Послышались лязг и плеск разлившейся воды – Карен выронила чайник.

– Так ты поднялась из мертвых совсем недавно? – вымолвила она, попятившись. – Но ты же не будешь… только не набрасывайся на меня! Извини, я… я не могу остаться с тобой. Ты очень милая, но я…