Книга Херсонеситы - Татьяна Корниенко

Актеон стиснул зубы. Отвернулся: не нужно, чтобы мальчик видел мужские слезы. И лишь взяв себя в руки, нашел силы продолжить разговор.

– Что еще тревожит тебя?

– Мне представляется праздничная процессия, которая заканчивается кровавой бойней. Скифы, кони, крики, кровь…

– Достаточно! Не продолжай. Твой рассказ пропитан могильным холодом. Мы виноваты перед мертвыми, Дионисий. Мы оставили их без нашего внимания, вот они и приходят к тебе во сне, требуя выполнения долга.

– Ты так считаешь?

– Но разве можно найти другое объяснение? Дай мне время, я должен подумать. Ступай к себе. Ступай…

За весь остаток дня Актеон не проронил ни слова. Лишь утром, во время трапезы, поглядел долгим взглядом на Дионисия и сообщил, что намерен отправить ближайшим кораблем, следующим в Керкинитиду, двух заслуживающих особого доверия рабов с поручением предать земле тела сестры и маленькой Дайоны.

Услышав об этом решении, Дионисий отодвинул блюдо с овощами, к которым так и не притронулся, бросился к дяде, упал перед ним на колени.

– Прошу тебя, прошу! Позволь мне отправиться с рабами! Это мой долг, и я сам обязан отдать его своей семье! – Видя, что Актеон колеблется, продолжил с еще большим напором: – К тому же только я знаю, где искать колодец. Как бы ни были твои рабы проверены в делах, это всего лишь рабы! Можешь ли ты быть уверенным, что они, оставшись без надсмотрщика, действительно выполнят твои указания?

Актеон пристально поглядел на племянника, раздумывая над его словами.

– Встань, мальчик, прошу! Возможно, ты прав. Но разумно ли отпустить тебя одного в столь далекий и нелегкий путь?

Дионисий гордо тряхнул головой:

– Я уже единожды прошел его. И тогда со мной не было твоих рабов! Ну подумай, что может угрожать мне теперь?

– Все, что угодно! – грустно усмехнулся Актеон.

– То же самое может случиться и здесь, в стенах Херсонеса. Я обещаю тебе быть разумным и осторожным. Наш долг перед мертвыми стоит риска. Прошу тебя.

Актеон махнул рукой. Глянул в блестящие глаза племянника, резко обнял его, прижал к груди и так же быстро оттолкнул.

– Хорошо. Ты отправишься в Керкинитиду. Да пребудут с тобою боги Олимпа! Я сегодня же прикажу узнать, когда туда отплывает корабль. Думаю, если мы принесем хорошую жертву Гермесу, он защитит тебя во время опасного путешествия.

₪ ₪ ₪

Ветер – порывистый, смешанный с водой и солью, – хлопал парусом одномачтового лемба, хлестал по ногам складками гиматия, трепал волосы. Уже несколько часов Дионисий неподвижным изваянием стоял на носу корабля, скрестив на груди руки, глядя, как тот прорезает темные воды Понта Эвксинского – царства косматого Посейдона. Рабы Актеона сидели тут же, на палубе, покорные хозяину и обстоятельствам.

Всего полдня прошло с того момента, когда он вымолил разрешение отправиться в Керкинитиду, а посланный в порт раб уже докладывал Актеону, что корабль отойдет на следующий день, ближе к полудню, когда закончится погрузка амфор с молодым вином.

И вот теперь попутный ветер толкал в спину, а Зо с расширенными от страха, покрасневшими глазами осталась на берегу, дав своему другу все обещания, о каких он только мог просить.

Иногда Дионисий вспоминал, что, по примеру рабов, стоило бы отдохнуть: впереди было столько испытаний и телу и духу! Но продолжал стоять, ожидая и страшась окончания своего пути.

В Керкинитиду пришли на рассвете. Капитан – медноволосый, грубоватый, веселый – сообщил, что на этот раз не собирается задерживаться в порту надолго, и если мальчик поторопится, через три дня у него появятся все шансы отплыть обратно в Херсонес.

Поблагодарив капитана, Дионисий вместе с двумя рабами ступил на берег, по которому когда-то прогуливался с отцом и Епифанием.

К счастью, рабы, как и обещал Актеон, оказались не только преданными, но проворными и сообразительными. Дионисий еще сражался с собственными эмоциями, когда один из них, посланный разузнать, что произошло за последнее время с усадьбой, сообщил: дом и плантации заброшены. Кроме степных ветров там гуляют отряды скифов, и надо быть крайне осторожными, чтобы не превратиться в легкую поживу.

Печальная слава разоренной усадьбы долго мешала нанять подходящую повозку. И даже согласившийся хозяин неопределенно мычал, не называл цену, пока желание заработать не перевесило страх потерять собственность навсегда.

В конце концов дело было улажено, и чуть за полдень Дионисий увидел родные стены.

Огонь почти не тронул камня снаружи. Трудно было представить, что здесь больше не живут люди. Родные люди – звонкий колокольчик Дайона, тихая нежная мама, сильный, но любящий отец. И рабы – услужливые, никогда никем не обиженные.

Не в силах сдерживаться дольше, Дионисий прижался к стене своего дома, обнял, словно она была живая и тоже прошла через все муки вместе с людьми, которых защищала. Нагретый солнышком камень ответил теплом, напоминая о другом, живом тепле, которое берёг и не смог уберечь когда-то.

Опустошенный, обессиленный, Дионисий не скоро нашел в себе силы войти в дом.

Пожар пронесся по всем комнатам, уничтожая разноцветье росписи, мозаику, перекрытия. То, что не удалось сделать огню, довершили скифы. У разбитого очага Дионисий нагнулся, поднял глиняный черепок, провел по нему пальцем, стирая гарь. Из-под черноты проступил рисунок – голова воина. Сердце заколотилось, в глазах потемнело: это был осколок блюда, в котором обычно подавали распаренное зерно. Когда-то, еще до рождения Дайоны, Дионисий любил гладить эту голову пальцем. А отец, вынимая его испачканную руку из блюда, громко смеялся и говорил, что скоро мальчик вырастет, станет таким же храбрым воином…

Слезы хлынули рекой. Пальцы разжались, черепок отлетел к стене. Всхлипывая, Дионисий поднял его, стиснул в кулаке. Свободной рукой вытер мокрые щеки, озадаченно посмотрел на черную от сажи ладонь. И вдруг мысль – неожиданная, сладостно-мучительная – пронзила, заставила вздрогнуть: ведь он же может поговорить с отцом! Так, как говорил много лет назад с умершим старшим братом. Правда, брат приходил сам…

Страх и ожидание подкатились к горлу душным комком. Дионисий рванулся бежать, но понял, что возникшая однажды мысль больше не оставит его, собрался с духом и позвал в пустоту:

– Отец!

Холод прошел по комнате, дотронулся до спины, коснулся волос. Дионисий посмотрел прямо перед собой так, как умел делать только он да еще Епифаний. Светлый туманчик, круживший рядом, обрел узнаваемые и такие родные контуры. Дионисий вскрикнул, протянул руки, бросился вперед – прижаться, обнять, и… разрушил все слабенькое, тонкое, бестелесное, что сумел вымолить у Аида. Мерцание потухло, оставив: «Будь осторожен, сын!»