Книга Думают... - Дэвид Лодж

Нет, это не такой секс, который потом вспоминаешь с удовольствием… слишком все оказалось легко… В семидесятых меня могли бы обвинить в шпионаже, а потом шантажировать, я наверняка обнаружил бы камеры и жучки по всей комнате… Впрочем, и на сей раз с меня потребовали кое-какую плату. В ресторане я проболтался о конференции, которая должна состояться в конце мая, и теперь, одеваясь, она спросила, не могу ли я передать тезисы ее работы для участия в конференции, а потом обратиться в Британский совет за грантом на поездку… Я сказал, что программа уже утверждена (ложь), но она могла бы подать заявку… я не сумел отказать ей после того, как ее трахнул… но думаю, одной ее заявки будет недостаточно для получения гранта… хотелось бы в это верить…

24

Воскресенье, 6 апреля. Только что вернулась из Подков, по дороге отвезла детей Мессенджеров домой в Питтсвилл-Лаун. За обедом позвонил Ральф из амстердамского аэропорта и сказал, что опоздал на рейс в Бристоль и теперь летит в Бирмингем, так что Кэрри пришлось за ним ехать. Я предложила забрать детей с прогулки, чтобы она могла сэкономить хоть немного времени, и она с радостью согласилась. Наконец мне предоставилась возможность хоть чем-то ей помочь.

Такой поворот событий сократил наш отдых в Подковах — а жаль, погода стояла чудесная, было довольно тепло, и мы сидели на веранде. Сейчас шесть вечера, и все еще светло. В прошлые выходные перевели часы, но я была слишком занята своими мыслями, чтобы обратить внимание на то, что день стал длиннее. Насчет Мартина я немножко успокоилась. Полезно было выговориться, к тому же Кэрри так хорошо умеет слушать. Ее совет найти другого мужчину кажется невероятным и смешным, ведь единственный мужчина, который проявляет сейчас ко мне интерес, — ее муж.

Одно из последствий этой новости о Мартине: теперь он, наконец, полностью оставил меня. Больше не бродит невидимкой на задворках моего сознания. У меня нет желания вызывать его дух, упрекать или обвинять его. Тем более не хочется, чтобы он мучился в чистилище или горел в аду. Не могу представить, что он продолжает существовать, поскольку он превратился в обманщика, ловко прятавшего от меня свое истинное лицо. Хорошо, что я узнала правду здесь, а не дома, где живут мои дети и друзья. К тому времени, когда я вернусь в Лондон, мое спокойствие и равнодушие к Мартину будут казаться всем естественными. Можно будет даже не упоминать его имени.

Понедельник, 7 апреля. Наступила настоящая весна. Солнце сегодня нагрело мне спину, пока я шла по кампусу. Всюду пробивалась зеленая травка, а вокруг библиотеки цвели вишневые деревья. Студенты толпились на ступеньках, сняв рубашки и греясь на солнышке. Они бесстыдно флиртовали, целовались и держались за руки, с радостью участвуя в весенней мистерии.

Какая загадка таится в сексуальном влечении, какой широкий спектр эмоций оно вызывает! С одной стороны, наслаждение, а с другой… кошмар. Сегодня за кофе прочитала в газете жуткую статью о групповом изнасиловании. Случилось это еще в сентябре, но только сейчас дело передали в суд. Австрийка, приехавшая в Лондон по туристической путевке, обратилась к группе подростков от четырнадцати (четырнадцати!) до семнадцати лет. Они показались ей очень дружелюбно настроенными и предложили пройтись по городу. Это было наивно с ее стороны, но ведь все случилось средь бела дня, и, возможно, они показались ей совсем еще детьми (ей самой тридцать два, по ее словам). К тому же иностранка могла не понять их слэнга и не обратила внимания на их тон, жесты, выражения лиц. Наверняка они подмигивали друг другу, переглядывались, обменивались двусмысленными фразами… Потом завели ее в безлюдное место, где пустили «по кругу», и, раздетую, бросили в канал, несмотря на ее мольбы этого не делать — она кричала, что не умеет плавать. Видимо, это и спасло ей жизнь, потому что на самом деле плавать она умела и кое-как доплыла до другого берега. Я живо представила себе эту картину — рыдающая, исцарапанная, испачканная в грязи женщина бредет по набережной, пока не находит того, кто может ей помочь. Во всей этой истории меня особенно поразила одна деталь: по ее словам, она «пережила это страшное испытание только потому, что попыталась отстраниться от собственного тела». Что бы на это сказал Ральф Мессенджер? По-моему, хороший аргумент в пользу дуализма.

Джаспер Ричмонд зашел в кафе, как раз когда я там сидела. Он толкал перед собой большую тележку, доверху наполненную ящиками с вином и бокалами для завтрашнего приема. Из Уолсоллского университета приезжает профессор Робин Пенроуз, которая должна прочесть лекцию памяти Х. Х. Кросби. Это ежегодное событие, которое организует вдова одного из бывших сотрудников нашего университета. Я приглашена на лекцию и последующие прием и ужин. Лекция называется «Изучение субъекта».

— Боюсь, будет нелегко высидеть, слишком много профессионального жаргона. Ведь она теоретик, — сказал Джаспер.

— Зачем же ее тогда пригласили? — поинтересовалась я.

— Это была не моя идея. Один из моих молодых коллег мечтал с ней познакомиться. — Он с хитрецой осклабился. — Как с лектором, разумеется. Впрочем, она недурна собой…

Все сейчас только и говорят о выборах. По результатам опросов, лейбористы по-прежнему лидируют, но к первому мая ожидается резкое изменение в распределении голосов. Я не успела зарегистрироваться как «голосующий по почте», а выборы назначены на четверг, когда у меня занятия. Боюсь, что не смогу проголосовать. Теоретически, можно съездить в Лондон с утра, но мне лень.

Еще с университета я голосовала за лейбористов, когда все мои знакомые симпатизировали левым, но со временем мой пыл стал постепенно угасать. Если бы Мартин не повлиял на меня, я бы уже давно переключилась на социал-демократов, которых он иронически называл «партией для людей, не любящих политику». Новые лейбористы почти ничем не отличаются от СД, и меня это устраивает, но я все равно буду голосовать за первых, тем более что они и так победят на выборах. Даже отец, который всю жизнь (за исключением 1945 года) голосовал за тори, на этот раз хочет отдать свой голос либеральным демократам или, в крайнем случае, воздержаться. Его ужасно раздражает некомпетентность и аморальность нынешнего правительства. Да уж, если Саутуолд проголосует за лейбористов, мир перевернется вверх тормашками.

Вторник, 8 апреля. Робин Пенроуз использовала слово «субъект» в самых разных значениях. Субъект как индивид, субъект изучения (например, университетский предмет «английская литература») или субъект государственной политики. Насколько я смогла понять из лекции, во всех перечисленных значениях «субъект» — штука очень нехорошая. Существует нечто общее между эгоцентризмом в классическом психоанализе, слепым преклонением перед «формальной правильностью» в традиционной грамматике, эксплуатацией покоренных народов при колониализме и даже идеей литературного канона: все эти явления репрессивны, тираничны, фаллоцентричны, их непременно нужно деконструировать… Это была в своем роде блестящая речь — высокая моложавая женщина в эффектном черном брючном костюме жонглировала такими отвлеченными понятиями… Ее ярко-рыжие волосы были подобраны серебряной заколкой, а длинные серебряные серьги блестели и позвякивали, когда она обводила аудиторию самоуверенным взглядом. Мне было неприятно, что благодарным слушателям предложили такую сухую и пустую лекцию. Где же радость чтения? Где личные открытия и самосовершенствование? Слово «личность», или «самость», по ее мнению, обычно неверно истолковывается… Индивидуальность формируется, перестраивается и разрушается при овладении языком, под влиянием потока понятий, в который она погружается. (Надеюсь, я правильно ее поняла, я вела краткий конспект.) Сравнение с «потоком» напомнило мне бедную австрийку, сброшенную в канал придурками-насильниками. Не думаю, что женщине станет легче, когда ей скажут, что одной из косвенных причин происшедшего явилось обязательное изучение Шекспира в школьной программе…. В конце лекции профессор Пенроуз провела параллели с компьютером. Операционная система Windows с ее возможностью работать сразу в нескольких программах сравнивалась с сознанием, центр которого смещен. Мне показалось, что в этом есть что-то общее со словами Ральфа. Оба ученых отрицали, что наше «я» имеет какой-либо постоянный стержень, или «центр». Ральф говорит, что это — фикция, которую мы сами для себя выдумываем, а Пенроуз утверждала, что наше «я» обусловлено нашей культурой. Очень тревожно осознавать, что многие ведущие ученые и гуманитарии думают подобным образом.