Книга Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

Во-вторых, когда Людовик XIV решился в 1694 г. сделать свою войну с Испанией наступательной, союзные флоты имели большое и непосредственное военное значение, даже и не вступая в сражение. Испания, хотя и слабая сама по себе, все еще представляла для Франции источник беспокойства, находясь в тылу у нее, и Людовик, наконец, решился принудить ее к миру, перенеся войну в Каталонию, на северо-восточном побережье ее. Движению его армий способствовало движение флота под командой Турвиля, и завоевание этой малодоступной провинции шло быстро, пока приближение союзных флотов, значительно более сильных, чем флот Турвиля, не заставило его отступить в Тулон. Это спасло Барселону: и с этого времени до тех пор, пока две морские нации решились заключить мир, они держали свои флоты у берегов Испании и препятствовали продвижению французов. Когда в 1697 г. Вильгельм склонился к миру, а Испания отказалась пойти на него, войска Людовика опять вторгнулись в эту страну; но союзные флоты уже не пришли к ней на помощь, и Барселона пала. В то же время французская морская экспедиция успешно действовала против Картахены в Южной Америке, и под этими ударами, нанесенными благодаря обладанию морем, Испания уступила.

Третья функция союзных флотов состояла в защите морской торговли. И здесь, как нам сообщает история, они действовали весьма неуспешно. Никогда морская война против торговли не велась в большем масштабе и с бо́льшими результатами, чем в течение этого периода; и операции этой войны были наиболее обширны и наиболее опустошительны именно в то время, когда большие французские флоты начали исчезать, т. е. в годы, непосредственно следовавшие за поражением при Ля Хуге, хотя это на первый взгляд противоречит тому положению, что такая война должна быть основана на сильных флотах или на соседних с районом ее распространения морских портах. Необходимо войти здесь в обстоятельное обсуждение этого предмета, так как ущерб, нанесенный торговле каперами, в немалой степени способствовал пробуждению в морских нациях желания заключить мир с Францией. Наряду с этим предоставлявшаяся им торговлей возможность платить субсидии континентальным армиям, помимо содержания собственных армий, была главным средством продолжения войны и приведения Франции к согласию с предложенными ими условиями. Нападение на торговлю и оборона ее все еще являются насущным вопросом.

Прежде всего следует заметить, что упадок французского флота произошел постепенно и что моральное влияние появления его в Канале, его победа при Бичи-Хэде и доблестное поведение при Ля Хуге долгое время действовали на умы союзников.

Это воздействие заставило последних держать все свои суда вместе, в соединенных флотах, вместо того чтобы рассеять их при преследовании неприятельских крейсеров. Далее, английский флот, как уже сказано выше, находился в очень плохом состоянии, а руководство им, пожалуй, в еще худшем; при этом измена в самой Англии обеспечивала французам преимущество более полной информации. Так, на следующий год после битвы при Ля Хуге французы, получив точные сведения об отправлении большой торговой флотилии в Смирну, в мае месяце послали Турвиля в море, прежде чем союзники успели исполнить свое намерение блокировать его в Бресте.

Это замедление было следствием плохого руководства, так же как и несчастный для английского правительства факт, что оно не узнало об отплытии Турвиля, пока конвой не вышел из гавани с попутным ветром. Турвиль неожиданно напал на этот конвой близ пролива, уничтожил или взял в плен сто из четырехсот кораблей и рассеял остальные. Этот случай не относится прямо к крейсерской войне, ибо французский флот состоял из семидесяти одного корабля; но он показывает несостоятельность английского руководства. Впрочем, правда и то, что действия французских крейсеров стали причинять наибольший вред именно вслед за ля-хугской битвой. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, союзный флот находился в Спитхэде в течение более чем двух месяцев, пока собирались войска, предназначенные для высадки на континенте, и предоставлял таким образом неприятельским крейсерам полную свободу действий; во-вторых, французы, не будучи в состоянии снова послать в море свой флот тем же летом, позволяли своим матросам и офицерам поступать на службу на частные корабли, отчего число последних чрезвычайно увеличилось. Эти две причины, действуя вместе, помогли войне против торговли достигнуть такой безнаказанности и такого распространения, что в Англии поднялся отчаянный крик. «Следует сознаться, – говорит английский морской историк, – что наша торговля гораздо меньше страдала в предшествовавшем году, когда французы были господами моря, чем теперь, когда их Большой флот был блокирован в порту». Но дело-то и заключалось в том, что французы, имея небольшую морскую торговлю и сравнительно большое количество матросов, служивших главным образом в военном флоте, могли освободить их для крейсеров, когда этот флот находился в бездействии. По мере усиления давления войны Людовик продолжал сокращать число кораблей, содержавшихся в боевой готовности, а это способствовало дальнейшему увеличению числа рейдеров. «Корабли и офицеры королевского флота одалживались на известных условиях частным фирмам или компаниям, желавшим заняться каперством, причем даже министры не брезговали входить с ними в долю»; их даже принуждали к подобным сделкам, уверяя, что они сделают приятное королю.

Обыкновенно ставилось условием, чтобы известная часть добычи выделялась королю в уплату за пользование кораблями. Наем на такую службу не мог не деморализовать военного человека; однако это в большинстве случаев происходило с ним сразу; упомянутое условие сообщало каперству такой тон и такую энергию, какие не всегда были присущи ему. В действительности государственная казна, не будучи в состоянии содержать военный флот, входила в сделку с частным капиталом, рискуя только материальной частью, бесполезной без такого применения, и надеясь нажиться при ограблении неприятеля. Уничтожение торговли неприятеля в этой войне не было делом только одиночных крейсеров; эскадры из трех, четырех и даже полдюжины кораблей действовали сообща, под командой одного человека, – и будет только справедливо сказать, что под руководством таких моряков, как Жан Барт, Форбэн и Дюгэ-Труэн, они были даже более готовы сражаться, чем грабить. Самая большая из этих частных экспедиций, и единственная, которая отошла далеко от французских берегов, была направлена в 1697 г. против Картахены в Южной Америке. Она состояла из семи линейных кораблей и шести фрегатов, не считая судов меньшего типа, и на них было две тысячи восемьсот солдат.

Основной целью экспедиции было обложить контрибуцией город Картахену; но она оказала заметное влияние на политику Испании и привела к миру. Такая настойчивость и согласованность действий каперов в значительной мере компенсировали отсутствие поддерживающего их флота, но все-таки не могли заменить его вполне. И хотя союзники продолжали держать свои крупные флоты вместе, тем не менее в ходе войны, в связи с улучшением руководства ими, деятельность каперов была в известной мере ограничена. В то же время для доказательства того, как сильно страдали лишенные поддержки крейсера даже в этих благоприятных условиях, можно указать на тот факт, что англичанами, согласно их отчетам, были взяты в плен пятьдесят девять военных кораблей, тогда как французы считают, что в руки союзников попало только восемнадцать. Такую разницу французский морской историк приписывает, с большой вероятностью, неумению англичан отличить военные корабли, в строгом смысле этого слова, от тех, которые нанимались частными фирмами. В списке, которым мы пользовались, не указаны захваты действительных каперов. «Борьба с торговлей в эту войну была отмечена той особенностью, что крейсера действовали вместе – в эскадре, – неподалеку от своих баз, тогда как неприятель счел за лучшее сосредоточить свой флот в других районах, и, несмотря на это, а также на плохое руководство английским флотом, действия крейсеров стеснялись все более и более, по мере исчезновения больших французских флотов».