Книга Райнхард Гейдрих - паладин Гитлера - Иржи Пражак

Депешу с предупреждением такого же рода послал в Лондон несколькими днями ранее и главный бенешевский центр — центральное руководство Сопротивления внутри страны.

На эти прямые запросы, которые в Лондоне, разумеется, не могли считать маловажными, прямого ответа не последовало. А может, косвенным ответом и было цитированное письмо Бенеша от 15 мая, где прозвучал призыв к насильственной акции, «даже если бы это стоило больших жертв»?

На предостережение руководителя организации Сопротивления на родине не последовало ответа, к его голосу не прислушались, покушение на Гейдриха не было отменено. Почему? Ведь если бы лондонским организаторам нападения был важен только лишь эффектный жест как доказательство их влияния в стране, то покушение на Эмануела Моравца дало бы тот же самый результат. Во всех известных сохранившихся документах в связи с покушением на Гейдриха постоянно делаются намеки на «отклики за границей», «помощь союзникам», «международное значение»…[61]

Лондонские организаторы покушения на Гейдриха не могли не представлять себе, какой ад воцарится на чешской земле в случае осуществления акции, а если и не представляли, то их недвусмысленно предупреждали об этом. Но они не приняли предложения убрать Эмануела Моравца. Для лондонских руководителей важно было не просто покушение, которое вызовет шум, а покушение именно на Гейдриха, каких бы жертв оно ни стоило.

Видимо, в этом были заинтересованы не только определенные круги чешской буржуазной эмиграции, столь решительно настаивающие и требующие не считаться с жертвами, но и еще кто-то.

Кубиш и Габчик сделали свое дело. Теперь они скрываются в подземелье пражского храма вместе с пятью другими парашютистами. На дворе лето, но на каждом из них надето теплое белье, толстые носки и по два свитера, потому что в подземном склепе всегда холодно. У них есть консервы; отважные и самоотверженные люди носят им еду. Парашютисты подогревают ее на спиртовке, кипятят чай.

Каково им? Чувствуют ли они гордость и удовлетворение от того, что им удалось выполнить такое трудное и опасное задание?

Они освободились от того напряжения, которое владело ими перед покушением, — это верно. Но появилось нечто такое, что отравляет им радость. Каждый день они читают в газетах длинные списки тех, кто «расстрелян за одобрение покушения на исполняющего обязанности имперского протектора…». Читают они и сообщение, каждая фраза которого как удар по голове:

«ЧТК. Прага. 10 июня. Официально сообщается: при розысках убийц обергруппенфюрера СС Гейдриха получены сведения, неопровержимо доказывающие, что жители деревни Лидице, близ Кладно, оказывали помощь преступникам… Все взрослые мужчины деревни расстреляны, женщины отправлены в концентрационные лагеря, а дети отданы на воспитание надлежащим образом. Все строения сровнены с землей, а название деревни исключено из списка населенных пунктов».

Каково-то им?

В подземный склеп доносится только слабый отголосок того, что происходит снаружи, но все же они могут понять, что речь идет не только о расследовании и розысках убийц, что это месть, которая будет стоить не только тысяч жизней, но и гораздо большего…

Приостановим еще на минуту действие. Каково же было бы участникам покушения, если бы они узнали, если б они догадались, почему должна была взорваться бомба для Гейдриха?

Ведь интересы определенных кругов чешской буржуазной эмиграции — далеко не полный ответ на это «почему?». Не забудем, что организатор покушения — полковник Франтишек Моравец — стоял во главе чехословацкой военной разведки, будучи ставленником британской секретной службы. А это значит, что чехословацкая разведка была не чем иным, как филиалом британской секретной службы. Да и сам Бенеш вместе с его лондонским эмигрантским правительством целиком и полностью зависел от англо-американских правящих кругов. Он не только не мог, но и не хотел сделать сколько-нибудь решительного шага без их согласия. Трудно себе представить, чтобы этот человек сам принял решение осуществить террористическую акцию, предусматривающую покушение на одно из самых влиятельных лиц гитлеровской Германии, на одного из доверенных лиц Гитлера. Скорее всего чьи-то интересы совпадали с интересами Бенеша. Это было кому-то выгодно, могло быть практически использовано. Ведь метод «чужой руки» всегда — вплоть до сегодняшнего дня — был испытанным методом британской секретной службы[62].

Эти «чужие интересы» непременно должны были возникнуть в связи с развитием основных военных событий и с их закулисными причинами. Вспомним хотя бы исключительно важное значение битвы под Москвой осенью 1941 года. Она сокрушила гитлеровскую теорию «молниеносной войны», развеяла миф о непобедимости немецкой армии. Советские войска впервые нанесли чувствительное поражение гитлеровцам и вынудили их встретить зиму в таких условиях, к которым они совершенно не были подготовлены. Пришел конец распространявшемуся в пропагандистских целях мифу о непобедимости гитлеровских войск. Позор лег на головы нацистских вояк. Ведь Гитлер видел себя уже в Москве, он объявил на весь свет, что Советская Армия полностью разбита и совершенно неспособна к сопротивлению, а падение Советского Союза — вопрос даже не дней, а часов. Дело дошло до того, что руководитель гитлеровской прессы Дитрих сообщил иностранным журналистам, аккредитованным в Берлине, о подробностях парада нацистских войск, назначенного на 7 ноября 1941 года на Красной площади в Москве, и даже роздал некоторым корреспондентам пропуска на трибуны!

Весь мир слышал последовавшее затем жалкое бормотание гитлеровских ораторов, тщетно пытавшихся затушевать обстоятельства, вынуждавшие берлинских главарей впервые допустить возможность поражения. И весь мир знал, что положение изменили советские войска под Москвой, так как Советский Союз практически воевал с нацистской Германией один на один. Для настоящих противников гитлеризма это событие было не менее важным, чем спустя год разгром фашистских войск под Сталинградом. Весь мир — мысленно и вслух — спрашивал, какое же участие в военных усилиях, главную тяжесть которых несет Советский Союз, принимают западные державы? Вопрос о втором фронте уже в 1942 году встал со всей настоятельностью.