Книга Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов

Во Львове государь остановился во дворце бывшего наместника, занимавшемся теперь графом Бобринским. Великий князь, генерал Янушкевич и я – в доме одного из польских магнатов, по приглашению последнего, переданному нам графом Адамом Замойским. Этот граф Замойский поступил в самом начале войны вольноопределяющимся в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, состоял сначала ординарцем у главнокомандующего Северо-Западным фронтом, а затем, будучи произведен в офицеры, находился при Ставке; впоследствии он был, кажется, назначен флигель-адъютантом к Его Величеству.

Лично от меня многие детали пребывания государя в Галичине ускользнули, так как я видел императора лишь мельком, имея свое прямое дело и стараясь не удаляться слишком далеко и надолго от помещения, где расположилась моя походная канцелярия, которая была связана прямым проводом со Ставкой. Но великий князь был во время всей поездки не в духе, и лица, непосредственно при нем состоявшие, рассказывали мне немало случаев, явно выражавших стремление администрации, шедшей в этом отношении даже против графа Бобринского, придать посещению императора Николая II более широкое, чем это хотелось Ставке, значение. В этом отношении особенно мало такта проявили власти в Перемышле с русским комендантом генералом А. во главе.

В день приезда государя во Львов во дворце наместника был прием, затем обед и вечером раут, на котором граф Бобринский получил звание генерал-адъютанта. На всех этих празднествах присутствовали сотни приглашенных. Преимущественно военные. Статские лишь изредка выделялись на фоне походных мундиров своими черными фраками. Были ли дамы – не помню. У меня осталось внешнее впечатление как бы специально военного собрания. Впрочем, на рауте я оставался очень недолго, занятый собиранием данных для подробного доклада императору. Доклад этот был назначен на утро на вокзале, перед отправлением государя в дальнейшую поездку.

Ночлег во Львове, в роскошных палатах польского магната, связан у меня с чрезвычайно оригинальным утренним впечатлением, полученным мной при пробуждении, от обширных размеров занимавшейся мной комнаты и ее высокого потолка. С моего выезда на войну из Петрограда 14 августа 1914 г., т. е. свыше 8 месяцев, я ведь спал все время в узком низком помещении вагонного купе! Понятно поэтому мое удивление, когда, проснувшись во Львове и забыв о перемене обстановки, я вместо своих обычных тесных и сдавленных перегородок получил сразу впечатление большой и радостно залитой солнцем комнаты! С чувством какой-то особенной свободы я только и могу сравнить мое первое утреннее ощущение.

Прибывший на вокзал лишь за несколько минут до отхода поезда, государь не мог, конечно, вдумчиво отнестись к сделанной мной оценке общей обстановки, а между тем уже тогда с запада стали поступать глухие сведения о каких-то перевозках, совершаемых немцами на восток. Я особенно дорожил поэтому наличием у Хырова в распоряжении Верховного главнокомандующего 3-го Кавказского корпуса. Этот корпус под командой своего доблестного командира генерала Ирманова приобрел громкую боевую репутацию в русской армии, и мне стоило немало усилий сберечь его до описываемой поездки от всепоглощающей наступательной энергии генерала Иванова, отправлявшего все попадавшие к нему войска в Карпатские горы и тем лишь облегчавшего неприятелю выполнение уже подготовлявшегося контрудара. Корпус этот составлял единственный резерв на всем Юго-Западном фронте, и тем с большим усердием я стремился к его наилучшему пополнению и снабжению, что было очень нелегко ввиду общего недостатка вооружения и снабжения. Меня также искренно радовали предстоявший корпусу высочайший смотр и предположенная раздача самим государем некоторых боевых наград, что должно было поднять дух корпуса еще на большую высоту. «Возможно и даже вероятно, – писал я в одной докладной записке еще от 12 апреля, – что германцы имеют в виду собрать значительные силы на австро-венгерской территории, дабы не дать развиться нашему наступлению за Карпаты. Имеются указания о вероятности удара германцев на центр 3-й армии с целью выйти на правый фланг наших войск, переваливших главный карпатский хребет, каковой удар может обещать им успех в силу происшедшей растяжки фронта названной армии».

К сожалению, я оказался правым в своих соображениях. Но что мог сделать один корпус против макензеновской фаланги, да еще тактически неудачно направленный! Он только увеличил собой ряды отступавших!

В этот день, 23 апреля, предстояли железнодорожный переезд в Самбор – место расположения штаба 8-й армии, затем в Хырове, как я уже сказал, – смотр 3-му Кавказскому корпусу и вечером – прибытие в Перемышль.

В Самборе нас приветствовал командующий 8-й армией генерал Брусилов. Для встречи государя был вызван из карпатских дебрей почетный караул 16-го стрелкового полка, шефом которого состоял государь. Полк этот принадлежал к составу 4-й стрелковой бригады, которая была прозвана еще по отличиям в турецкую войну «железной» бригадой. Тот же вид «железных стрелков» сохраняли и теперь смуглые, загорелые лица людей «почетного» караула, в большинстве украшенных одним, двумя и более Георгиевскими крестами. Их бравая внешность и молодецкая выправка, прекрасное обмундирование и хорошо пригнанное снаряжение, конечно, весьма мало говорили о страданиях и лишениях тех русских воинов, которые вынуждены были карабкаться в горах с камня на камень и гнать штыками перед собой австрийцев без содействия артиллерийского и ружейного огня из-за отсутствия боевых патронов.

Полный порыва, Брусилов ручался за успех, но… просил подкреплений и патронов!..

Читатель уже знает, что генерал Брусилов был в свое время начальником офицерской кавалерийской школы в Петербурге и что он являлся ближайшим сотрудником великого князя Николая Николаевича в вопросах совершенствования кавалерийских офицеров в их специальной службе. Это был очень образованный генерал, хотя и не прошедший академического курса, но много читавший и размышлявший над военными вопросами.

Непосредственно до войны генерал Брусилов был одно время помощником командующего войсками Варшавского военного округа; затем он командовал 12-м армейским корпусом и с первого же дня мобилизации вступил в командование 8-й армией.

Генерал Брусилов был военачальником, так сказать, кавалерийского типа и по своему физическому строению, и по моральным данным. В деле ведения боевых операций он отличался большим порывом и необыкновенной стремительностью, каковые качества удваивались при успехе. Но вместе с тем под влиянием встречавшихся затруднений, и особенно при отсутствии немедленной поддержки, эти его качества имели свойство довольно быстро падать. Во всяком случае, это был один из самых выдающихся русских генералов. В революционное время он занимал одно время даже должность Верховного главнокомандующего, не имея, впрочем, как это видно из изложенного, необходимых для этой должности данных.

Известна позиция Брусилова во время русской революции и после перехода власти в России в руки большевиков. Никто, конечно, серьезно не заподозрил генерала Брусилова в большевизме. Но в период русской революции он, как мне думается, находя ее, видимо, непредотвратимой, слишком тесно, хотя, быть может, только и внешне, связал себя с ней. Таким образом, с незаметным скатыванием власти к большевизму ему обратного пути уже больше не было, тем более что путь этот был связан с мучительной долей изгнанника-эмигранта.