Книга Принцесса-Невеста - Уильям Голдман

Слушайте. (Взрослые, пропустите этот абзац.) Я не говорю, что у этой книжки трагический финал, я же первым делом сказал, что это моя самая любимая книжка на свете. Но предстоит много плохого – к пыткам вас уже подготовили, но будет и хуже пыток. Будет смерть, и вы поймите: иногда умирает не тот, кто должен. Готовьтесь. Это вам не «Любопытный Джордж[46] ходит на горшок». Меня не предупреждали, я сам виноват (вы скоро поймете, о чем я), я ошибся и не хочу, чтобы это случилось с вами. Умирает не тот, кто должен, иногда так бывает, и вот почему: жизнь несправедлива. Забудьте родительские бредни. Не забывайте про Моргенштерна. Будете гораздо счастливее.

Ладно. Хватит. Вернемся к дальнейшему. Назрел кошмар.

* * *

На следующую ночь Лютику приснилось, что она родила первенца – девочку, прелестную малютку, и Лютик сказала:

– Прости, что не мальчик; я знаю, тебе нужен наследник, – а Хампердинк ответил:

– Возлюбленная сладость моя, не тревожься; посмотри, какого восхитительного ребенка подарил нам Господь, – и ушел, а Лютик поднесла малютку к своей прекрасной груди, и малютка сказала:

– У тебя молоко прокисло, – а Лютик ответила:

– Ой, прости, – и передвинула малютку к другой груди, а малютка сказала:

– И тут кислятина.

Тогда Лютик ответила:

– Я не знаю, что делать, – а малютка сказала:

– Ты всегда знаешь, что делать, ты прекрасно знаешь, что делать, ты поступаешь, как тебе лучше, и гори все остальное синим пламенем, – и Лютик сказала:

– Ты про Уэстли, – а малютка сказала:

– Ну а про кого? – и Лютик терпеливо объяснила:

– Понимаешь, я думала, он умер; и я дала слово твоему отцу, – а малютка сказала:

– Я умираю; в твоем молоке нет любви, твое молоко меня убило, – и окоченела, растрескалась, в руках у Лютика обратилась в сухую пыль и ничто, а Лютик закричала и не могла перестать и, даже проснувшись за пятьдесят девять дней до свадьбы, никак не могла унять крик.

За вторым кошмаром явился третий – вечером ей вновь приснился ребенок, на сей раз сын, чудесный здоровый мальчик, и Хампердинк сказал:

– Любимая, у нас сын, – а Лютик ответила:

– Слава небесам, я тебя не подвела, – и Хампердинк ушел, а Лютик позвала: – Можно мне увидеть сына? – и лекари засуетились под дверью королевской спальни, но мальчика не принесли. – В чем дело? – окликнула их Лютик, и главный лекарь сказал:

– Я не совсем понял, но он не хочет вас видеть, – а Лютик ответила:

– Передайте ему, что я его мать и королева, я повелеваю ему явиться. – (И он явился, такой красивый малыш, красивее и пожелать нельзя.) – Закройте дверь, – сказала Лютик, и лекари закрыли дверь; малыш встал в углу, как можно дальше от кровати. – Подойди, милый, – сказала Лютик.

– Зачем? Ты и меня убьешь?

– Я твоя мать, я люблю тебя, подойди. Я никогда никого не убивала.

– Ты убила Уэстли – ты видела, какое у него было лицо в Огненном болоте? Когда ты ушла, когда ты бросила его? Это называется убийство.

– Ты многое поймешь, когда вырастешь, говорю тебе в последний раз – иди сюда.

– Убийца! – закричал малыш. – Убийца! – Но она выскочила из постели и обняла его, твердя:

– Перестань, перестань сию секунду; я же тебя люблю, – а он ответил:

– Твоя любовь – яд, она убивает, – и умер у нее на руках, и она заплакала. И лила слезы, даже проснувшись за пятьдесят восемь дней до свадьбы.

Ночью она решила не ложиться. Гуляла, читала, рукодельничала, чашку за чашкой пила обжигающий чай из Индий. От недосыпа, конечно, мутило, но она страшилась того, что приснится, и любым грезам предпочитала мучительное бдение, а на заре ее мать забеременела – нет, не просто забеременела; ее мать родила, – и Лютик из угла наблюдала собственное рождение, и отец ахнул, узрев ее красоту, и ахнула мать, а первой насторожилась повитуха. Славная женщина, любит детей без памяти, вся деревня это знает, и повитуха сказала:

– Слушайте… беда… – и отец сказал:

– Какая беда? Ты видала других таких красавиц? – а повитуха ответила:

– Ты что, не понимаешь, отчего ей дана такая красота? У нее же нет сердца, ты сам послушай; дитя живое, а пульса нету, – и она поднесла Лютика грудкой к его уху, а отец кивнул и сказал:

– Надо сходить к кудеснику, пусть вделает ей сердце, – но повитуха ответила:

– По-моему, это нехорошо; слыхала я о таких, бессердечных: чем они взрослее, тем прекраснее, а за спиною у них только разбитые тела и поломанные души; бессердечные эти всем несут одни страдания, и я вам так скажу: вы еще молодые, родите другого ребенка, а от этого избавьтесь поскорее, хотя, конечно, решать вам, – и отец сказал матери:

– Ну как? – а мать ответила:

– Повитуха – добрейшая душа в деревне, уж она-то в чудовищах понимает; сделаем, как она советует, – и родители вместе сдавили младенцу горло, а младенец захрипел. Даже проснувшись на заре, за пятьдесят семь дней до свадьбы, Лютик никак не могла отдышаться.

С того дня кошмары стали неописуемо страшны.

Когда до свадьбы оставалось пятьдесят дней, Лютик вечером постучалась к принцу Хампердинку. Он откликнулся, и она вошла.

– Я вижу, дела плохи, – сказал он. – Вы, похоже, очень больны.

И в самом деле. Конечно, она была прекрасна. Красота осталась при ней. Но здоровья как не бывало.

Лютик не знала, с чего начать.

Он усадил ее в кресло. Принес воды. Лютик глотнула, глядя в пустоту. Он отставил стакан.

– Я вас не тороплю, принцесса, – сказал он.

– В общем, дела обстоят так, – сказала Лютик. – В Огненном болоте я совершила величайшую ошибку на свете. Я люблю Уэстли. Всегда любила. И видимо, всегда буду любить. Когда появились вы, я этого не знала. Умоляю, поверьте мне: когда вы сказали, что я должна выйти за вас или умереть, я ответила: «Убейте меня», и я говорила всерьез. Я говорю всерьез и теперь: если вы скажете, что через пятьдесят дней я должна выйти за вас, к утру я буду мертва.

Все это принца попросту огорошило.

После долгой паузы он опустился подле нее на колени и очень мягко заговорил:

– Я не спорю, что при нашей помолвке о любви речи не шло. Так решил я, и так решили вы, хотя вы первой об этом сказали. Но за минувший месяц торжеств и балов вы наверняка заметили, что я некоторым образом потеплел.

– Я заметила. Вы были учтивы и благородны.