Книга Эликсир Купрума Эса - Юрий Сотник

– Родька! А ты о таком не подумал? Ты, может, втемяшил себе в голову, что Зойка гипнозом действует, и, когда Зойка сказала тебе: «Возьми эту штучку», ты и вообразил, что не можешь не взять. У тебя вроде этого получилось… ну, как его? Как это называется?

– Самовнушение?

– Ага! Во! У тебя самовнушение получилось, вот ты и взял!

Прежде чем ответить, Родя от удовольствия потёр ладони и даже причмокнул:

– Веньк!.. А ты о такой штуке не подумал? Неужели Ладошина полная дура? Неужели она станет приказывать мне: «Возьми эту штучку», если она знает, что она самая обыкновенная девчонка и я могу преспокойно послать её куда-нибудь подальше?

И тут Веня впервые заколебался.

– Да… – пробормотал он. – Да, тут, конечно, что-то есть. Только вот как ты другим докажешь, что свистнул экспонометр, потому что Зойка тебя загипнотизировала?

На лестнице началось движение. Один за другим стали спускаться ребята, чтобы пройти в малый зал. Прошёл Тигровский в окружении старшеклассников, помогавших проводить «мероприятие». Прошла Надежда Сергеевна с группой мальчиков и девочек из шестых классов. Веня всё время хотел что-то сказать, но ему то и дело мешали проходившие мимо. Едва открыв рот, он тут же закрывал его. А Родя и не пытался заговорить: он о чём-то думал. Но вот в потоке ребят прошёл по лестнице и Яков Дмитриевич. Родя проводил его глазами и вдруг сказал:

– Пойдём вниз. Там найдём местечко, чтобы поговорить.

Друзья спустились в вестибюль и остановились в сторонке, недалеко от директорского кабинета. Тут Маршев в упор посмотрел на Рудакова.

– Венька! Я принял решение! – сказал он негромко, но очень торжественно.

– Какое решение?

– Я подойду к директору Дворца пионеров, отдам экспонометр и расскажу всё, как было.

– Родька! Ты… ты что?! – еле выдавил Рудаков.

– Венька, ты только послушай, о чём я сейчас подумал! Послушай и вникни!

– Ну давай!.. Давай, слушаю.

– Так вот, я знаешь, что заметил? Все, на кого Зойка подействовала, отказываются признаться, что она на них подействовала. Я Борьку спрашивал – он мне по носу дал… Я Павлова спрашивал – он тоже обиделся. Трубкин тоже не признаётся… Каждый, наверное, боится, что его за сумасшедшего примут.

– Ну и что?

– А вот слушай. Я уверен, что на директора дворца Зойка тоже подействовала. Но очень может быть, что он тоже побоится об этом сказать.

– Ну ладно! Ну и что?

– А то, что, если я к нему подойду да расскажу, как я свистнул экспонометр, тогда, может, и он признаётся. Ведь тут главное, чтобы кто-то первый об этом заговорил. А тут ведь ещё у нас профессор психологии находится. Я точно не знаю, что это за наука такая, но ведь с этой самой… с психикой-то она, наверно, связана… Он тоже может заинтересоваться. Ну и начнут Зойку исследовать да изучать и, может, выяснят, что в ней такое сидит.

– А если не начнут изучать да исследовать? А если директор откажется? Если он просто скажет: «А ну брось заливать! Ты просто украл экспонометр, а потом испугался». Вот ты и будешь опозорен, пойдёт по всей школе славушка!

– Ну и что? Мало, что ли, людей ради науки страдало! Джордано Бруно на костре сожгли, и то ничего.

– Не фига себе «ничего»: живьём на костре!

– Ну, я, может, неудачно выразился.

Из малого зала прошёл Тигровский, за ним директор и Надежда Сергеевна.

– Яков Дмитриевич, родненький… так когда же всё-таки про «Слип камли»? – негромко говорила она.

– Потом, потом! – отвечал директор.

– Так… так ты всё-таки идёшь? – полушёпотом спросил Веня.

– Пойду.

– Когда?

– Вот сейчас.

– Родька, а может, мне с тобой?

– Иди.

Друзья замолчали. У каждого сильно билось сердце. Ни тот, ни другой не заметили, как на нижнем пролёте лестницы сверху появилась Круглая Отличница. Она застыла на середине пролёта, изо всех сил вцепилась в перила двумя руками, глядя на Родю. Из-под круглых очков её текли слёзы.

Глава двадцать шестая

За минуту до прихода директора, Троеградова и Надежды Сергеевны два профессора продолжали спорить. Теперь уже Троеградов не сидел, теперь уже ходили из угла в угол оба.

– Я учёный, уважаемый Пантелей Карпович, – громко говорил Троеградов. – Я привык оперировать фактами, а не мистическими домыслами.

– Я тоже учёный, уважаемый Виктор Евгеньевич, – отвечал Кукушкин, уже весь красный. – Но я считаю, что мы, учёные, встретившись с каким-либо непонятным явлением, не должны отмахиваться от него, не должны называть его мистическим домыслом, а обязаны исследовать его. А вы, уважаемый Виктор Евгеньевич, просто струсили, просто испугались непонятного факта…

В кабинет вошли Тигровский, Яков Дмитриевич и Надежда Сергеевна.

– Аудитория готова, товарищи, ребята вас ждут, – сказал Тигровский. – Кто выступит первый?

Учёные вежливо поторговались друг с другом, наконец решено было, что первым выступит Троеградов. Альфред Павлович вышел вместе с ним, чтобы проводить его в малый зал.

– Надежда Сергеевна! – сказал Яков Дмитриевич. – Разрешите вас познакомить с нашим замечательным археологом Пантелеем Карповичем Ку… – Он не договорил, потому что в дверь без стука вошли двое мальчишек.

Это были Родя и Веня.

– Так! – строго обратился к ним Яков Дмитриевич. – Зачем пожаловали?

– Яков Дмитриевич, я хотел сказать… – начал было Родя, но тут в кабинет вошла Круглая Отличница.

Она ударила Родю кулаком в нос, потом привалилась плечом к стене и разревелась.

– Родька! Прости меня! Я… я просто не знаю, что со мной творится.

Над верхней губой Маршева показалась капелька крови. Он стёр её тыльной стороной руки.

– А я знаю, что с тобой творится, – проговорил он спокойно. – Тебе приказала ударить меня Зойка Ладошина.

Услышав это, Надежда Сергеевна молча опустилась в кресло и прижала ладони к щекам. Яков Дмитриевич шагнул к Роде и уставился на него сквозь свои четырёхугольные очки.

– Так, так! Ну-ка, ну-ка! – только и выговорил он.

И тут у Роди отлегло от сердца. Он понял, что директор сам знаком с изумительной способностью Зойки и не станет этого отрицать.

– А меня эта Ладошина заставила сунуть в карман экспонометр. Вот, пожалуйста! – Родя вынул экспонометр и положил его директору на стол.

– Так-так-так-так!.. Ну-ну-ну-ну!.. – только и смог повторить Яков Дмитриевич, почёсывая подбородок. И вдруг он резко повернулся к Кукушкину: – Пантелей Карпович! Позвольте вам задать несколько странный вопрос.