Книга Медный всадник - Полина Саймонс

Александр вздохнул:

– Ну что ты прикажешь мне делать?

– Оставь меня в покое, Александр.

– Разве я могу…

– Не знаю. Советую найти способ. И видишь, как разволновался Дмитрий? Все его лучшие качества проявились в трудную минуту. Никогда не думала, что он может быть таким добрым.

– Ну да. До такой степени, что смеет целовать тебя, – закончил, потемнев от злости, Александр.

– Но он действительно очень добр.

– А ты ему позволяешь.

– По крайней мере я не вешаюсь ему на шею, как некоторые.

Александр с шумом втянул в себя воздух. Татьяна сжалась. Она не могла поверить, что способна на такое.

– Что? – уничтожающе бросил он. – Значит, вот как обстоят дела?

Вошедшая медсестра приоткрыла дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха.

Когда они снова остались одни, Александр в отчаянии воскликнул:

– Чего ты хочешь от меня? Я с самого начала говорил: лучше в эту игру не играть. Но сейчас слишком поздно. Сейчас Дмитрий… – Он осекся и покачал головой. – Теперь все окончательно запуталось.

У нее в голове вертелась одна мысль: хоть бы он еще раз прижался губами к ее губам!

– И поэтому я в третий раз тебя спрашиваю, – рассерженно фыркнула она, – что ты здесь делаешь?

– Не расстраивайся.

– Я не расстраиваюсь.

Александр протянул руку. Она отвернулась.

– Вот как! – запальчиво воскликнул он, вставая. – От меня ты отворачиваешься.

Он ринулся к двери, но у самого порога остановился:

– К твоему сведению, ты вряд ли сможешь повиснуть у него на шее. Он не выдержит веса.

Энергичная Вера сообщила Татьяне, что той придется остаться в больнице до середины августа, пока ребра не заживут настолько, чтобы можно было встать на костыли. Большая берцовая кость была сломана в трех местах, так что гипс наложили от колена до пальцев ног. Родные приносили ей поесть, а отсутствием аппетита девушка никогда не страдала. Бабушка пекла пирожки с капустой, жарила куриные и говяжьи котлетки, пекла пироги с черникой, которые Татьяна ела не очень охотно: слишком живы были в памяти те дни, когда она сидела на одной чернике.

Сначала отец с матерью приходили каждый день. Потом через день. Иногда врывалась Даша, веселая, здоровая, счастливая, под руку со старшим лейтенантом Беловым. Время от времени являлся Дмитрий, обнимал Татьяну за плечи, о чем-то говорил и вскоре удалялся вместе с парочкой.

Как-то вечером, когда все четверо играли в карты, чтобы убить время, Даша сообщила, что дантист эвакуировался в Свердловск и просил ее поехать с ним, но она отказалась и нашла работу на той же фабрике по пошиву обмундирования, где трудилась мать.

– Теперь никто меня не эвакуирует. Я тоже тружусь на благо фронта! – гордо заявила она, улыбаясь Александру и показывая сестре пригоршню золотых зубов.

– Где ты это взяла? – удивилась Татьяна.

Даша объяснила, что получила их в качестве платы от пациентов, которые весь последний месяц шли к доктору, требуя снять золотые коронки.

– Ты брала у них зубы? – поразилась Татьяна.

– Говорю же, это плата за труд, – как ни в чем не бывало пояснила Даша. – Не все же такие святые, как ты!

Татьяна ничего не ответила. Кто она такая, чтобы читать сестре проповеди? Поэтому она перевела разговор на войну. Война – что-то вроде погоды: всегда найдется, о чем поговорить. Александр сказал, что Лужская линия обороны падет со дня на день, и она снова ощутила горечь поражения. Такой адский труд тысяч людей пропадет даром, не пройдет и недели.

Она перестала спрашивать. Затянувшееся пребывание в больнице отгораживало ее от реального мира. Куда больше, чем то время в заброшенной деревне Доготино. Здесь она заперта в четырех серых стенах и никого не видит, кроме людей, которые время от времени ее навещают. И если не спросит о чем-то, никто ничего ей не расскажет. Может, если не интересоваться войной, ко дню ее выписки все словно по волшебству закончится?

И что потом?

Да ничего. Ничего, кроме той жизни, которая была до всего этого кошмара. Тогда в следующем году она, как и собиралась, поступит в университет. Да, именно в университет. Будет изучать английский, встретит кого-нибудь… студента-отличника, который мечтает стать инженером. Они поженятся и поселятся в коммуналке вместе с его бабушкой и матерью. У них родится ребенок.

Татьяна не могла представить такое существование. И вообще не могла ничего представить, кроме больничной койки, больничного окна, выходящего на Греческую улицу, пшенки на завтрак, супа на обед и вареной курицы на ужин. Неужели Александр не догадается прийти один? Без Даши и Дмитрия? Она хотела сказать, как была не права. Сказать, что не должна была так с ним обращаться. Хотела, чтобы он обнял ее.

Все померкло. Все стало ненужным. Даже смешные рассказы Зощенко об иронических реалиях советской жизни больше не казались забавными.

Целыми днями Татьяна лежала в палате, а по ночам не могла спать. Слезы в глазах матери разрывали ей сердце, а молчание отца терзало хуже всякой пытки. Угнетало сознание собственной неудачи, может, все-таки нужно было более рьяно искать Павла?

Но больше всего ее изводило отсутствие Александра.

Сначала она каялась, потом рассердилась, теперь злилась на себя за то, что сердится. Потом оскорбилась. И в конце концов смирилась.

И когда она уже решила, что все пропало, пришел Александр, в тот момент, когда она меньше всего его ждала: сразу после обеда. И принес ей мороженое.

– Спасибо, – едва слышно выдавила она.

– Пожалуйста, – так же тихо ответил он и сел на постель. – Я патрулирую город. Хожу по улицам, смотрю, чтобы все окна были заклеены, а на улицах не происходило беспорядков.

– Один?

– Нет, – вздохнул он, закатывая глаза. – Во главе отряда из семи пожилых мужчин, в жизни не державших в руках винтовки.

– Тогда научи их. Ты, должно быть, хороший учитель.

– Мы только что целое утро строили противотанковые заграждения на южном конце Московского проспекта. Теперь трамваи там не ходят. Зато Кировский до сих пор работает и выпускает танки. Решается вопрос об эвакуации заводов. Мало-помалу все уезжают на грузовиках и последних поездах… Таня! Ты меня слушаешь?

– Что?

Она наконец освободилась от оглушительного шума в ушах.

– Как мороженое?

– Очень вкусно. Неожиданный сюрприз.

– Очень рад. Но мне пора.

Он встал.

– Нет! – крикнула Татьяна и уже спокойнее попросила: – Подожди.

Александр снова сел.