Книга Перепутаны наши следы (сборник) - Наталья Симонова

– А ты? Когда я тебя слышу, мне противны все либералы на свете. И хочется стать от тебя как можно дальше, Маша. Ты вот вроде бы вся целиком за открытость и справедливость. А я, слушая тебя, вспоминаю старую шутку: войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется. И мне, знаешь, вот совсем не хочется быть либералкой.

– Да он сам виноват, – вяло буркнула сестра.

– Его вина – на нем, а твоя на тебе, – строго сказала Женька.

– Да пошел он! – без энтузиазма отмахнулась Маша.

– Иногда мне просто хочется дать тебе по башке поварешкой, – пробормотала Женя. – Чтобы в голове твоей хоть что-нибудь перещелкнуло и ты бы утратила это глупое самолюбование и твое вечное сознание несокрушимой собственной правоты.

Женя закрылась в «детской», а Маша, чтобы унять злое раздражение, принялась готовить, ожесточенно хлопая дверцами кухонных шкафов, гремя посудой.

* * *

Володя чувствовал себя потерявшим силу волком. «Старый волк, – думал он. – Акела… Потому я и собак не люблю». Когда-то, когда он только познакомился с совсем юной Машей, – он вдруг показался себе очень молодым. Внезапно нахлынувшая эта молодость так и распирала его, изливаясь в безудержной улыбке и отчетливой жажде жизни. Теперь та же Маша, его жена, вызывала в нем острое чувство совершенно безнадежной собственной старости. С ней он выглядел глупым, одряхлевшим и никому не нужным. Она словно все время тыкала его носом в горькое осознание: старик, старик конченый. И к тому же дурачина…

Володя выпивал с Женькой на кухне за закрытой дверью.

– Жень, я не могу с ней жить! – грустно объяснял он свояченице. – Она ненавидит все, что нам дорого.

– Кому нам?

– Нам, русским людям! – воскликнул Владимир. – Ненавидит нашу Родину! Женя, она пятая колонна! Ты понимаешь? Она готова променять свою страну на их тупую Америку!

– Володь, – чуть не плача, перебила Женька. – Тебя очень трудно слушать. Словно читаешь передовицу в советской газете. Не могу я сейчас про родину и страну… и про Америку не могу… Володя, какая Америка! Пропадает ваша семья! Подумай! Ваш дом. Ты и она. Не просто граждане, а муж и жена, родители дочери Вики, которые никак не могут вспомнить, что их всего двое, не могут договориться по-человечески. У вас же, может, скоро внуки появятся!.. Перестали бы вы уже говорить о политике… – тихо попросила Женя, совсем безнадежно взглянув на Володю.

– Хорошо, – согласился он, скрепя сердце. – С тобой можно и по-человечески. В конце концов, она ненавидит не только свою страну. Она ненавидит меня.

– Это пока вы не оставили в покое политику, Володя! Все из-за этого! Ты же ее тоже… того… недолюбливаешь. Но вы поговорите наконец как люди, может быть, все изменится?

– Уже бесполезно, только услышу новые оскорбления. И мне и Родине, – упрямо отождествлял позиции Володя. – Ничего нельзя сделать, Жень. Мне самому очень жаль. Но она… С таким человеком не по пути. Нет, не по пути.

Было ясно, что он готов к разводу. Этого Женька не ожидала. Она видела, что в семье Маши все плохо, в последнее время сама подталкивала сестру разрубить этот узел – но почему-то была уязвлена открытием: Володя тоже больше не хочет жить с Машей.

Женя заерзала на месте, кусая губу.

– Вов, но ты уверен, что врозь вам точно будет лучше, чем вместе.

– Ни в чем я не уверен, – отмахнулся он. – Только разве в одном: вместе уже не получится. Нельзя нам вместе, еще поубиваем друг друга.

– Вова, а дальше-то что? – Женя тоскливо смотрела на него, неизвестно на что надеясь. – Ну ладно Машка – дура и истеричка. Но ты-то! Серьезный мужик! Почему не попробуешь семью сохранить?

– Да какую, на фиг… – Володя выругался и отвернулся, переводя дыхание. У него дергалась щека. – Вот ты мне тут советы даешь, а у самой-то что в личной жизни? Ни детей, ни мужа. Где твой этот последний, как его – Сергей, что ли? Где он? Опять, что ли, жених соскочил?

Пьяная Женя смотрела на Володю овца овцой, и глаза наполнялись слезами, пока струйки их не потекли по щекам.

– Ну вот, – сказал Володя, – с собой разберись, миротворица. Советы давать легче, чем жить как следует. Ну не плачь, Женюр, не плачь. Эх, дуреха ты, дуреха…

– Мне не везет, – всхлипнула Женька.

– Повезет еще, – невесело усмехнулся Володя, не особенно веря в сказанное. – Ты, главное, за ум возьмись, – не удержался от наставления.

– Домой хочу, – вздохнула Женя. – Устала я у вас.

* * *

– Володьку мне очень жалко. – Женя не смотрела на Машу, говорила, глядя в стену. – Он перед тобой практически беззащитен. У тебя целый арсенал ядовитых слов и ненависти. А он так не может. Вова может ненавидеть каких-то там абстрактных американцев, а вот с женой не получается.

– Ага, ага, – Маша язвительно усмехнулась. – Такой зая пушистый.

– Не пушистый, а беспомощный перед твоими уколами. Он и хочет тебе ответить тем же – да не может, не приучен вести домашние войны. Да и не умеет, как ты… Пытается и все время проигрывает.

– Потому что глуп, – реагировала Мария мрачно.

– Ты хочешь видеть только глупость – вот и видишь ее.

Маша хмуро молчала.

– С ним невозможно жить! – наконец процедила. – Ты даже не представляешь всю степень его дебилизма. – Женя поджала губы и покачала головой, глядя в сторону. Она и не надеялась найти в Машке сочувствие своим словам. – Бездушный чинуша, – продолжала сестра, – этим все сказано! Ничего человеческого в нем нет.

– Нет… А было?

– Не знаю, – отмахнулась Машка. – Теперь уже не уверена.

– Интересно… И давно ты это заметила?

– Не помню. Какая разница!

– Просто странно, куда это все человеческое могло из него подеваться? Я лично и сейчас считаю его человеком. И даже неплохим.

– Это потому что ты беспринципная. Тебе на все и всех наплевать! – припечатала по своему обыкновению сестра.

– Можно без ярлыков?

– Сама нарываешься.

– Маш, не обо мне, в общем, речь. Тебе Володю не жалко?

– Нет. Мне жалко тех людей, которые зависят от таких, как мой муж. Надеюсь, в скором времени – бывший.

– Да перестань ты смотреть на него как на функцию. Ну хоть попробуй увидеть человека – болеющего, страдающего, обижаемого тобой… Поговорите по-человечески!

– Жень, с такими взглядами на вещи человеческое просто не уживается. Или ты госчиновник – или человек. Одно из двух.

– Как я от вас устала, – вздохнула Женя, теряя аргументы. Не потому, что они были несущественны, а потому что бессмысленно излагать их глухим. Точнее – заткнувшим уши.

– Слушай, а у тебя-то как? – вдруг поинтересовалась Маша. – С Сережей-то с этим встречаешься?