Книга Нить - Виктория Хислоп

Иногда, пока пили кофе, Катерина становилась у Евгении за спиной, массировала ее затекшие плечи, и они рассказывали друг другу о том, что у них случилось за день.

Однажды Евгения получила письмо от Марии. Та спрашивала, не хочет ли мама переехать жить к ним, в Трикалу. София жила в каком-нибудь километре от них, в ближайшей деревне.

– Я уже один раз в своей жизни переезжала, – сказала Евгения. – Хватит с меня… Хотя я, конечно, очень скучаю по близнецам.

– Конечно скучаешь! – поддержала Катерина.

– Тяжело, когда людей вот так разбрасывает в разные стороны, правда?

– Да-да! Конечно, разлука – это тяжело.

Грустная ирония, скрывавшаяся в этих словах, дошла до них обеих одновременно. Евгения обернулась к Катерине и посмотрела ей в лицо:

– Прости. Я не подумала… – В молчании Евгения снова взялась за свой ковер, а Катерина раскрыла шкатулку для рукоделия и достала кофточку, на которой как раз вышивала кайму. – Нет, правда, я не хотела…

– Да ничего, Евгения, – сказала Катерина. – Иногда целые месяцы проходят, пока я вспомню, что совсем не думаю о маме. – Катерина отложила свое шитье и наклонилась вперед. Евгения увидела, что глаза у нее блестят. – Это странное чувство. В душе я понимаю, что у меня что-то отняли. Но уже не могу толком понять, что именно. Что-то? Кого-то? Даже не знаю, как сказать… – Она пыталась выразить словами то, что выразить было почти невозможно, и по лицу ее текли слезы. – А вот здесь… – Евгения протянула Катерине платок, и девушка вытерла глаза. – Здесь… Евгения, ты ведь понимаешь, о чем я?

– Да, конечно понимаю, любовь моя. Это наш дом, правда? Я чувствую то же самое.

Катерина боролась с собой. Она ощущала себя и верной, и предательницей одновременно.

– Салоники теперь моя родина, – сказала она.

– Я чувствую то же, что и ты, – согласилась Евгения, – и никуда уезжать не собираюсь.

Письма Зении к дочери стали приходить не так регулярно. Она уже не скрывала от Катерины, как тяжело ей живется с мужем, и откровенно писала, что самой Катерине лучше остаться в Салониках. В последнем письме она описывала сложный состав семьи, обитавшей в их доме. Теперь там поселились еще и мужья двух ее падчериц и их вдовые матери. Одна уборная на двенадцать человек. Живут они убого. Работает одна Зения.

В конце концов Катерина перестала бороться с угрызениями совести, и разлука ощущалась теперь по-другому. Вместе с новым чувством потери появилось и новое чувство дома. По устоявшейся привычке Катерина незаметно для себя поглаживала левую руку. Шрам за эти годы не исчез.

Несколько минут они сидели в тишине, потом Евгения прервала молчание:

– Уже трудно становится вспомнить те места, где мы когда-то жили. Люди до сих пор о них говорят, но для нас это уже прошлое, верно? А Салоники так хорошо нас приняли.

– Хорошо, – эхом отозвалась Катерина. – Я уже мало что помню, но, кажется, нас тут встретили с радостью?

Евгения запрокинула голову и рассмеялась. Катерина никогда не видела ее такой. Женщина раскачивалась от смеха взад-вперед, почти не в силах говорить.

– Да, моя хорошая, с радостью. Но не все, не забывай об этом. А многие и вовсе совсем с другим столкнулись. Но вот тут, на улице Ирини… Тут нас встретили хорошо! – Евгения улыбнулась при этом воспоминании.

– Я помню, как мы первый раз пришли в этот дом, – сказала Катерина. – На нас все таращились на улице.

– Да, но все они были такие добрые. Морено приносили нам еду и одежду. Я все не могла сообразить, откуда у них взялись платья для девочек, если у самих только сыновья. Теперь-то я думаю, должно быть, кирия Морено сшила их специально для вас. Раньше мне и в голову не приходило… А Павлина приносила мед и овощи. Ты же помнишь, как Ольга с Димитрием жили здесь, пока их дом перестраивали?

– Да, конечно.

– И я готова поспорить, Ольге Комнинос здесь гораздо счастливее жилось, чем там сейчас.

– Я слышала, кирия Морено говорила, что она не выходила из дома с тех пор, как уехала с улицы Ирини. Но, наверное, она преувеличивает?

– Кто знает? – пожала плечами Евгения. – Но зачем-то же ей шьют все эти модные платья у вас в мастерской? Не для того же, чтобы в шкафу висели?

– Элиас говорит, кирия Комнинос их только дома и надевает. Когда к ним всякие важные люди приходят на обед.

– Никто не знает, что творится за закрытыми дверями в этих огромных домах, и мы никогда не узнаем.

Катерина улыбнулась на это. На тех улицах, где дома были маленькими, двери почти никогда не закрывались, а если и закрывались, их легко было открыть одним толчком. В особняке на улице Ники могло происходить что угодно. Об этом знали только сами хозяева. Катерина не забыла тот день, когда пришла туда, и представляла себе, как Ольга сидит одна в своей гостиной с высоким потолком, с искусной работы наличниками и карнизами. Весь их дом на улице Ирини свободно поместился бы в прихожей Комниносов.

Две женщины продолжали беседу в темноте. Катеринина вышивка осталась неоконченной, челнок станка не двигался.

Теперь они если и роняли слезы, так только от смеха.

Несколько раз за последние месяцы Катерина натыкалась на Димитрия, и у них вошло в привычку каждый раз заходить в один и тот же кондитерский магазинчик. Он был рядом с восхитительным галантерейным магазином, куда Катерина забегала каждую неделю с тех самых пор, как приехала в этот город. Они с кириосом Алатзасом, владельцем, остались крепкими друзьями, хотя ему уже не нужно было дарить ей ленточки для волос.

Пока стояла жара, Димитрий с Катериной пили лимонад прямо на улице, а когда дни стали короче, начали заходить внутрь, и Катерина выбирала пирожное в стеклянной витрине. Димитрий всегда заказывал ей еще одно, чтобы отнесла домой, и подшучивал над ее любовью к сладкому. Разговоры у них были странные.

– Не надо бы мне тебе об этом рассказывать, но… – так обычно начинались ее забавные истории.

В Салониках было много богатых женщин «в возрасте», как выразилась Катерина, которые приходили на примерку, чтобы сшить себе платье по последней моде. Приносили рисунки и фотографии, вырезанные из журналов, и были уверены, что в таком наряде будут выглядеть точно так же, как дамы на картинках.

– Это забота кириоса Морено – объяснить так, чтобы не обидеть клиентку, что такой фасон может ей и не подойти. Это всегда бывает одинаково. Нужно найти его и сказать: «Кириос Морено, не могли бы вы поговорить с клиенткой по поводу Шанель?» Это у нас вроде шифра. И вот он идет, и тут уж ему нужен исключительнейший такт, чтобы примирить то, чего заказчица желает, с тем, что ей подходит. Говорит что-нибудь такое, с чем они не могут не согласиться, сочиняет, будто сейчас у нас как раз шьют уже штук двадцать похожих платьев или что такой покрой будет их старить – это обычно действует. А еще цвета. Скажем, в моду входит канареечно-желтый оттенок, а желтое ведь не всем идет. Многие в нем выглядят как ходячие мертвецы. Мне еще повезло, – вздохнула она, – редко приходится иметь дело с богатыми капризными дамами, но иногда нужно снимать мерки, и вот тут-то я вижу, чего от них можно ждать.