Книга Я, ты, он, она и другие извращенцы - Джесси Беринг

Когнитивное искажение, при котором изображение обнаженного тела затмевает в нашем сознании его или ее интеллект и обостряет наше внимание к чувствам партнера, находит выражение и в нашем сексуальном поведении по отношению к этому человеку. Во время секса нас не особенно заботят математические способности нашего партнера, равно как и его (ее) талант к иностранным языкам. Нас в этот момент волнует, что партнер чувствует. Мы не считаем его куском мяса, а, напротив, чутко ощущаем, испытывает он удовольствие или боль. Даже сексуальный садист не считает людей предметами. Напротив, он способен получить удовольствие, лишь смоделировав сознание жертвы. Его возбуждение распаляется из-за перераспределения, описанного Греем. Мысленно лишив эротический объект каких бы то ни было когнитивных функций, он видит перед собой трепещущее, гиперчувствительное создание, мир которого переворачивается с ног на голову при каждом его прикосновении. У тех, чья сексуальная жизнь чуть менее пугающая, механизм возбуждения тот же, только нас стимулирует восприятие не боли, а удовольствия, испытываемого партнером.

Для того, чтобы пара любовников могла синхронизировать свои движения и вместе достигать пика удовольствия, требуются очень развитые социальные навыки. Вряд ли это происходит при каждом контакте (у кого есть столько времени?), но после тренировок или хотя бы при помощи понижающих чувствительность пениса средств большинству из нас это вполне доступно. Даже те три минуты, которые в среднем длится половой акт, производят большее впечатление, чем пятнадцатисекундное трение гениталиями у наших родственников-приматов. Каким бы ни был секс у людей – замысловатым упражнением из Камасутры или стремительным перепихоном в парковом закоулке, – он почти всегда представляет собой танец чресл, взаимосвязь желаний. К сожалению, мы все равно не сможем слиться воедино даже при идеальной синхронизации оргазма. Не забывайте, что сознание существует лишь теоретически. Этот печальный факт Уильям Батлер Йейтс описал как “вечную девственность души” (perpetual virginity of the soul).

Механизм понимания чужого сознания не позволяет нам буквально проникнуть во внутренний мир другого человека (может, это и к лучшему – мало ли что там найдешь), но “оживляет” его. Окружающие нас люди – субъекты с собственными сексуальными желаниями, причем эти желания не всегда совпадают с нашими. Понимание чужого сознания позволило выработать ментальный конструкт “согласие”. Нет смысла пользоваться понятиями “сексуальное насилие” или “сексуальное принуждение”, описывая поведение представителей других биологических видов, при котором самец вступает в половую связь с сопротивляющейся самкой. На самом деле видов, у которых встречается такое поведение, довольно много. В этом случае у самца просто отсутствует когнитивный аппарат, необходимый, чтобы помыслить о психологическом вреде, который он причиняет сексуальному “объекту”. Представьте спаривающегося и одновременно размышляющего осла: “Секундочку… Вот интересно, а нравится ли ей то, что я делаю?” В отличие от осла, мужчины, нападающие на женщин (и мужчин), являются настоящими насильниками. Используя механизм понимания чужого сознания, насильник получает сигнал “стоп” (слова “нет” достаточно), однако не останавливается. Уникальная способность удостовериться в психологическом согласии другого индивида служит когнитивным ключом к появлению у нашего вида какой бы то ни было внутренне непротиворечивой формы половой морали. Что касается отношения к сексу, человеческие общества имеют больше различий, чем общих черт, и существуют огромные различия между формами и строгостью наказаний за сексуальные проступки, но ни в одной культуре не поощряется сексуальное насилие своих над своими.

Способность размышлять о мыслях других имеет странный эффект, часто приводящий людей в замешательство: чувство сексуального стыда. Вооружившись пониманием чужого сознания, мы можем взглянуть на себя глазами других. В случае с сексом картина может быть достаточно неприглядной. Когда наши предки научились понимать эротические мотивы соплеменников, они стали понимать, что другие могут так же размышлять об их собственных желаниях. Это привело к появлению негласных ритуалов сексуального обмана, иногда весьма коварного. Если вы были влюблены в кого-либо и, чтобы человек этого не узнал, скрывали свои чувства, вы совершали такой обман, основанный на понимании чужого сознания.

В этой связи возникает еще одно неприятное явление: например, нам очень хочется в чьих-либо глазах выглядеть привлекательно, но, к сожалению, мы не в его (ее) вкусе. (Поверьте, мало кому доводится испытывать безответную любовь чаще, чем гею.) Но существование индустрии косметики с многомиллиардным оборотом свидетельствует о том, что мы не прекращаем попыток. С другой стороны, быть предметом воздыхания человека, которого мы сами не считаем привлекательным, может быть неприятно. Дело не в том, что некто, не особенно вам симпатичный, безобидно влюблен в вас. Это куда ни шло. Но у вас может возникнуть и крайне неприятное чувство, когда вы знаете, что ваше тело вызывает сильное половое возбуждение у кого-либо, а вам этого совсем не хочется. Именно это имеют в виду феминистки, когда употребляют термин “объективация”, а порнографию они метко определяют как “выражение мужского взгляда”. Так, Анджела Картер описывает это специфическое чувство в рассказе “Кровавая комната” (стоит его прочитать, если вы мужчина и желаете узнать, что значит быть женщиной, но вам не хочется покупать новый гардероб):

Я видела, как он с цепким прищуром знатока, осматривающего коней, или, может, хозяйки, приценивающейся к мясной вырезке на разделочном столе, наблюдает за моим отражением в обрамленных золотом зеркалах. [Эффект от взгляда] до странности усиливался благодаря моноклю, вставленному в левый глаз. Когда я увидела, с каким вожделением он на меня смотрит, то опустила глаза, а взглянув в сторону, вдруг увидела в зеркале себя. Внезапно я увидела себя такой, какой видел меня он, увидела свое бледное лицо, и мускулы на моей шее напряглись и натянулись, как тонкие струны[104].

Дело усложняется еще и наличием субъективного сексуального восприятия человека. Ведь эксгибиционист получает удовольствия именно от мысли о том, что он будет поглощен взглядами других. (И действительно, обретшие силу женские персонажи Картер часто обнаруживают неожиданное возбуждение от мысли, что хищный взгляд мужчины шарит по их дрожащей плоти.)

Помимо собственных частных связей, наш механизм понимания чужого сознания позволяет нам с точки зрения морали оценивать тех, чья сексуальная природа кардинально отличается от нашей собственной (чем мы и занимались здесь). И когда эта система не сдерживается научно подтвержденными фактами, наши импульсивные суждения относительно этих людей могут быть очень суровыми. Во многом проблема возникает из-за того, что наше социальное познание в корне эгоцентрично. Мне, например, столь же трудно представить, что ощущает мужчина-гетеросексуал при виде женских половых органов, как и взглянуть на мир глазами гамадрила, возбужденного видом яркого бесформенного нароста на корме самки. (Я не шучу. Если вы до сих пор не поняли, я стопроцентный гей, можно сказать, Кинси-6.) Понимание механизмов репродуктивной биологии, конечно, дает мне возможность размышлять логически о гетеросексуальных стимулах. Образно говоря, ощутить себя в шкуре одного из этих самцов-приматов, – надо признать, не самое приятное для моего мозга упражнение. И, как мы видели, когда нас посещает чувство отвращения, наша способность мыслить этическими категориями заметно ухудшается.