Книга Записки фельдшера - Олег Врайтов

Против воли я поднял глаза к звездному небу:

— Время — полтретьего ночи. Тебя сильно мои дела интересуют? И, кстати, какие из них интересуют больше всего? Сегодняшнее дежурство или вся моя жизнь после того, как ты замуж вышла?

— Зачем ты так говоришь?

С большим трудом я подавил ругательство, уже рвавшееся наружу.

— Ладно, будем считать разговор состоявшимся. Пока, Кристина.

— Подожди! — Мне не показалось, она закричала. — Не клади трубку! Пожалуйста!

Я молчал, прижимая телефон к щеке, чувствуя, как яростно колотится мое сердце и приливает кровь к голове. Такого не было, чтобы Кристина хоть раз меня о чем-то просила, употребив «пожалуйста». Никогда такого не было.

Мы молчали, слушая дыхание друг друга. Легкий фон, шедший из динамика, давил, мучил, истязал, словно грохот водопада, словно вой падающей бомбы. Мы молчали — она не решалась сказать то, что хотела, я — потому что мне сказать было нечего. С моря настойчиво трепал волосы все усиливающийся бриз, даже сюда донося слабый запах соли и водорослей, которыми завален был пляж после недавнего шторма. С неба лила серебро луна, настолько яркая, что я даже видел свою тень, неуклюжим карликом спрятавшуюся у меня под ногами.

— А помнишь, как мы на пляже сидели? — неожиданно даже для себя самого прошептал я. — Ночь, луна, прибой, сосны шумели на берегу. Закат встречали и электричку прозевали… Пешком домой шли по шпалам.

— Я ногу тогда подвернула. Ты меня до дороги тогда на руках нес, — едва слышно раздалось в ответ. — Помню. Я еще плакала тогда. Мне себя было жалко… и тебя было жалко, ты же устал меня тащить.

— Устал, — слабо усмехнулся я. — Я даже не думал об усталости тогда. Думал, только бы донести, думал, как бы самому не грохнуться, чтобы тебе больно не сделать, думал, только бы машина хоть какая-нибудь проехала мимо. О чем угодно я тогда думал, только не об усталости.

— Ты меня берег, я помню.

Словно его пнули, снова очнулся сверчок, разразившись дикими, как будто предостерегающими от чего-то, трелями. Вслед за ним очнулся и я.

— Кристина, зачем это? — Проклятье, вопрос прозвучал почти молящим тоном. — Зачем вспоминать то, что было давно, и то, что уже не вернуть?

Она помолчала.

— А ты хотел бы… вернуть?

Ощущение было такое, что меня окатили сверху ведром ледяной воды. Всколыхнуло меня всего, до дрожи в руках, до испарины на лбу. Господи, неужели мне это не померещилось? Неужели Кристина, та самая Кристина, которая всего каких-нибудь два года назад, когда я, унижаясь, буквально молил ее вернуться, разве что на коленях не стоял, спокойно отвечала «Нет, все кончено» — неужели она произнесла это?

— Ты думаешь, что говоришь?

— Ты не ответил.

Голос был почти требовательный.

— А какого ответа ты от меня ждешь?

— Правдивого. Ты хочешь, чтобы я вернулась?

Несмотря на ночь, у меня потемнело в глазах. Таким тоном не спрашивают, таким предлагают.

— Что с тобой случилось? У тебя муж, ребенок, семья — и ты вдруг говоришь такие вещи? Может, я не знаю чего-то, что мне стоит знать?

— О чем ты?

— Не знаю, о чем я! — Вопреки первоначальным намерениям мой голос взлетел на два тона вверх. — Не знаю! Может, брак твой фиктивный был, может — ребенок чужой или вообще ненастоящий, может — муж твой инопланетянином оказался и к себе на Альфу Центавра вернулся? Или, может, я все эти два года в летаргическом сне провалялся, а наше с тобой расставание мне приснилось? Ты меня бросила сразу и бесповоротно — а теперь предлагаешь все вернуть, хотя сама же говорила, что отношений наших больше нет и быть не может! Что случилось, Кристина?

Тишина была гнетущей, почти осязаемой.

— Не знаю… — тихим, едва слышным шепотом наконец произнесла она. — Я сегодня… и за два дня до сегодня… и еще раньше… увидела тебя, и внутри все как переверну лось. Дома как сама не своя хожу, только о тебе мысли, о том, как ты улыбался, о том, как злился… обо всем. Я два дня не спала, все ждала смены — потому что тебя ждала. Вас до обеда не было, я уж извелась — мысли всякие, заболел, может, не вышел, сменами поменялся… А потом ты приехал, я… не могла просто не выйти. Дурочка, да? Отделение бросила, к тебе выбежала, хотя Ленка уже спустилась…

Я молчал.

— Сначала даже подумала — может, приворожил ты меня чем-то, — с легким нервным смешком продолжила Кристина. — Не бывает же такого, чтобы так вот сразу… как волна накатила… Я уже несколько дней не сплю. Не могу спать. Я… я понимаю, дура я, идиотка, кретинка безмозглая, что тогда от тебя ушла — я это все понимаю, все-все понимаю! Не знаю, что меня тогда заставило так… Испугалась я, наверное.

— Испугалась? — Мой голос был хриплым, как у старика. — Чего?

— Не знаю. Ты меня слишком любил… слишком, понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Сильнее, чем я тебя. У меня к тебе чувства были тогда, но… не такие сильные, как твои. Они… созреть были должны, подрасти, а ты слишком сильно на меня давил. Ой, я снова глупости говорю, да?

Передо мной неведомо когда оказался борт нашей «газели» — оказывается, за разговором круг целый описал. Я, закрыв глаза, прислонился лбом к его прохладному, сильно пахнущему дорожной пылью и машинным маслом, железу. Глупости? Ты не глупости говоришь, ты меня сейчас просто убиваешь, девочка. Каждым своим словом. А заодно — красиво, чего греха таить, сваливаешь вину с себя на меня. Ведь я ж тебя уже жалею почти, уже готов носом захлюпать и объятья тебе распахнуть, в ноги упасть, все простить и забыть! Разве нет?

— Кристина, — произнес я, прерывая ее.

— Да, Антошка.

— Ты меня так никогда не называла. И знаешь, что я терпеть это не могу.

— Прости, пожалуйста.

Второе «пожалуйста» за шесть лет нашего знакомства. Я помолчал, собираясь с духом.

— Что, если я скажу — да, я хочу, чтобы ты вернулась? Что будет тогда?

— Я вернусь, — тут же ответила Кристина. — Завтра же.

Господи, хотелось кричать в эту глупую звездную ночь, слишком красивую для той дряни, которая в ней происходила!

— А муж? — сдерживаясь, спросил я. — Он как?

— Он поймет.

Опять же без заминки и раздумий. Все, видимо, было уже решено заранее. И муж, думается мне, еще не в курсе, что он поймет. Как в свое время, наверное, был не в курсе о том же самом я.

— Ребенок?

— Если хочешь, я его оставлю мужу. Ему еще и года нет, меня он помнить не будет. Я не хотела его, это Кирилл хотел. И его родители. Они о нем позаботятся, я знаю.

Сначала у меня возникло ощущение того, что я внезапно оглох — так вдавило барабанные перепонки, словно я внезапно оказался на очень большой высоте. Во рту пересохло, в горле — сдавило, холодный адреналиновый озноб шарахнул по коже, заставив желудок болезненно сократиться. Да… такого вот я вообще не ждал. Тем более от человека, которого когда-то боготворил.