Книга Стеклянные цветы - Мэри Каммингс

Похоже, она готовит какой-то подвох, подумал Филипп — придется держать ухо востро!

Само по себе желание баронессы уехать из Мюнхена его не удивило — после возвращения из Бостона она вообще как с цепи сорвалась! Что ни вечер — какие-то сомнительные дискотеки, тусовки и компании! Пару раз ей даже удалось, вопреки его усилиям, добыть где-то (и сразу, понятное дело, употребить) дозу марихуаны.

Остались в прошлом «творческие всплески», когда Амелия дни напролет просиживала в мастерской. Теперь она забегала туда лишь на час-полтора, а потом звонила и говорила: «Филипп, я уже опаздываю! Через пять минут надо выезжать!» И снова магазины, аукционы, бары и вечеринки, выставки всего чего попало и — ах да, разумеется — еще спортклуб!

От постоянного недосыпа у него уже частенько болела голова. По вечерам не было сил ни почитать, ни посмотреть телевизор; он валился в койку и засыпал мертвым сном, зная, что в семь часов зазвонит будильник и снова нужно будет вскакивать и ехать неведомо куда.

Впрочем, может, это было и к лучшему — меньше времени оставалось на мысли…

Почему у Амелии так подозрительно поблескивали глаза, Филипп понял, едва они зашли в номер — средних размеров люкс с «гостиной» и «спальной» зонами. Именно зонами, разделяла их широкая арка без малейших признаков двери.

Пока Филипп оглядывался, баронесса прошла в «спальню» и плюхнулась навзничь на кровать.

— Фу-ух! Хорошо, мягко! Проходи, чего ты там стоишь?!

— Это что — по-твоему, люкс?! — вместо ответа спросил он.

— Да, а что?

— Я рассчитывал на две спальни с гостиной.

— Ну я же тебе сказала, что привыкла останавливаться в «Стайле»! Тут именно такие номера, других нет! — Амелия пожала плечами. — Зато тут вид из окна шикарный, сам посмотри!

Филипп не стал смотреть вид, вместо этого сунул в карман ключ и пошел к администратору.

Выяснилось, что Амелия не обманула — апартаментов с двумя спальнями в отеле не было. Администратор предложил другой номер, этажом ниже, отличающийся от теперешнего наличием двери между гостиной и спальней, но Филипп отказался — в любом случае максимум удобств, которые ему светили, это либо кровать рядом с кроватью Амелии, либо диван в гостиной.

Вернувшись в номер, он с порога был встречен воплем:

— Это ты?!

Вопль доносился из ванной.

— Я, — ответил Филипп.

— Занеси мои чемоданы в спальню… и посмотри, там в баре шипучка апельсиновая есть?

Он отнес в спальню пару здоровенных чемоданов, вернулся в гостиную и, стащив с себя пиджак, кинул на диван.

— Филипп, ну куда ты делся?! Там есть шипучка?! — подстегнул его очередной нетерпеливый вопль.

Заскрежетав зубами, он налил в стакан «Фанты», кинул пару кубиков льда и понес все это в ванную.

Амелия лежала в облаке пены, томная и порозовевшая. Над слоем пены торчала лишь голова и верхушки грудей. Филипп подавил в себе импульсивное желание плеснуть на них толику ледяной шипучки и посмотреть, как она с визгом подскочит.

— Спасибо, ты просто лапочка! — сказала она, протягивая руку за стаканом. — И дай мне еще полотенце маленькое, вон то, — высунула из пены длинную, розовую, блестевшую от воды ногу и дрыгнула ею в сторону висевшего на трубе полотенца.

— Слушай, может ты дашь мне отдохнуть хоть немного? — не выдержал Филипп. — На вот тебе полотенце и вытряхивайся побыстрее из ванной, я тоже хочу душ принять.

— Душевая кабинка свободна, можешь мыться. Или ты что — стесняешься?! — Амелия ехидно наморщила свой аристократический носик. — Думаешь, у тебя есть что-то, чего я никогда не видела?

— Сомневаюсь! — огрызнулся он, ушел в гостиную и включил телевизор.

Баронесса появилась через минуту — прошлепала нагишом через гостиную, оставляя на ковре мокрые следы, и поставила на столик стакан. Смерила Филиппа взглядом, скривилась, словно ее затошнило, выбросила из себя короткое презрительное: «Ха!» — и с тем вернулась в спальню.

Он с трудом удержался от ухмылки, злость сменилась чем-то вроде восхищения: вот чертова баба неуемная!

В первый же вечер Амелию сняли в баре отеля. Хотя, если уж говорить начистоту, сняла себе парня она.

Стоило баронессе войти в бар, как головы всех присутствующих мужчин повернулись к ней. Еще бы — в обтягивающем шелковом жакете, с бесконечно-длинными ногами, которые подчеркивала мини-юбка цвета слоновой кости, в босоножках на высоченном каблуке она выглядела совершенно неотразимой.

Танцующей походкой она проследовала к стойке и пристроилась на высоком стуле, изящно заложив ногу за ногу. От нее исходили такие мощные волны чувственности, что воздух вокруг, казалось, мгновенно наэлектризовался — даже Филипп, уж на что он хорошо ее знал, и то ощутил это.

Сам он вошел следом и скромно занял место у стойки сбоку.

— Вермут… — хрипловато мурлыкнула Амелия бармену, который, вытянув шею, как сомнамбула уставился в вырез ее жакета.

— А… да-да, — тот вздрогнул и судорожным неловким движением потянулся к бутылке.

Филипп заказал пачку сигарет и двойной «эспрессо» — спать ему, похоже, предстояло не скоро.

Из расположенного над его головой динамика зазвучала музыка. Стало труднее разобрать, что именно говорили за стойкой — впрочем, и без слов все было ясно…

Первым к Амелии подсел плотный мужчина лет сорока, начал что-то говорить — она бросила в ответ короткую реплику и отвернулась с надменно-презрительным видом. Следующего «претендента» постигла та же участь, к этому времени баронесса уже расправилась с первой рюмкой вермута и заказала вторую.

Счастливцем оказался третий — высоченный блондин, судя по нескольким донесшимся до Филиппа обрывкам фраз, австралиец. Подошел, сел рядом, заговорил — не прошло и минуты, как он уже, оживленно жестикулируя и то и дело прикасаясь к локтю Амелии, рассказывал нечто, судя по ее улыбке, очень забавное. Через четверть часа они перебрались за столик, еще минут через двадцать встали и направились к лифту.

Филипп зашел в кабину вслед за ними. Амелия сделала вид, что в упор его не видит, австралиец же был настолько увлечен ею, что едва ли заметил бы, даже если бы в лифт сейчас вошел римский воин в полном вооружении.

Лифт доехал до пятого этажа, парочка вошла в номер, и дверь захлопнулась. Филипп уселся на диванчике в холле и приготовился к длительному ожиданию. Купленные сигареты оказались кстати — когда человек сидит и курит, никто уже не поинтересуется: а что это он, собственно, тут делает?

«Безответственный эгоист», так назвала его Эдна, когда узнала, что он намерен вернуться в Мюнхен. Возможно, она права. Возможно…

Но мысль о том, что нужно что-то думать и решать, и разбираться со всеми разом навалившимися проблемами — была в тот момент невыносима. И по сравнению с ней привычная жизнь в Мюнхене казалась куда более приемлемой альтернативой.