Книга Холодная нефть с горячим запахом крови - Владимир Контровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На юге под пологом этой тьмы бурлило и закипало горькое варево: Новый Халифат всё уверенней ощущал себя силой, имеющей право владеть и повелевать. Он посылал на все четыре стороны света военные отряды, а по их следам возвращались обратно невольничьи караваны: халифу нужно было много рабочих рук и много женщин для своих верных воинов, готовых умирать по его повелению, — женщин, чтобы рожать новых воинов взамен павших в завоевательных походах. Людей у халифа хватало в избытке, а боевую технику он получал из-за океана, щедро расплачиваясь за неё нефтью, сочившейся из-под песков пустыни.
На востоке стояли во тьме тумены богдыхана, уже изведавшие вкус первых побед, узнавшие запах крови побеждённых и ласки пленённых наложниц. Они замерли на границах Сибирского княжества, остановленные баллистическими ракетами, дремлющими в пусковых шахтах, но были готовы вторгнуться в его пределы по первому слову владыки Поднебесной Империи, и никто не знал, когда это слово будет произнесено.
А на севере бились о скалы волны холодного океана, и скользили во тьме драккары викингов, чёрными воронами кружившие над вожделенной добычей, сокрытой на его дне. Приполюсная нефть притягивала взоры неофеодальных властителей всех мастей и калибров — уверен был князь московский, что за эту холодную чёрную кровь земли скоро прольются потоки горячей алой крови: людской крови.
И Кощеем Бессмертным вставала за дальними океанами — хоть на запад иди, хоть на восток, — сверхкорпорация United Mankind, умывшаяся мёртвой водой шальных перестрелок в стиле Дикого Запада позапрошлого века, сопровождавших Обвал и отделение независимых Аляски, Техаса и Калифорнии, и жадно пившая ныне живую воду новой валютной системы, чтобы заново отрастить потерянные свои конечности и вернуть себе на веки вечные власть над изменившимся миром — вернуть старым проверенным способом.
В русских землях спали по деревенским избам, хатам и убогим городским квартирам чипизированные смерды, желавшие окончания великой смуты, — они хотели спокойно жить, любить и растить детей, не вздрагивая при стуке в дверь, не боясь выходить на улицу и не всматриваясь тревожно в дым на горизонте, гадая, что это за очередная напасть. Они верили своему князю — пока ещё верили, — но терпение людское небезгранично, и мог придти такой час, когда покажется простому люду: да пусть лучше будет кто угодно, хоть чёрт с дьяволом, но только не опостылевший властитель, так и не сумевший ничего сделать, чтобы избыть маяту лихолетья.
Люди нисколько не изменились, думал князь Василий. Не стало законов, и вылезло наружу дикое нутро, скрытое до поры до времени. Цивилизация оказалась сладким сном, и пробуждение было жестоким. "Варварство — это естественное состояние человечества" (так, кажется, считал Роберт Говард, воспевавший силу меча?). Я правлю жёсткой рукой, и меня уважают и боятся. А что делать? "Только проливая время от времени кровь, можно удержать гордых кукуанов в повиновении" (как ни странно, но курсант военного училища Василий Темницкий любил читать — это было давно, — и Райдер Хаггард был одним из любимых его писателей). Русь надо объединять, но объединять её силой означает войну, и войну жестокую — многие князья спят и видят себя на царском троне. Значит, будем вести переговоры, будем искать компромисс — например, что-то вроде федерации независимых княжеств. Хотя это уже было, и результат плачевен… Но всё равно: надо собирать съезд князей, и начинать надо с князя Михаила Сибирского — тюменский владыка могущественен и норовом крут. Слово за дипломатией — не посылать же мне в Сибирь нового Ермака Тимофеевича с ядерной бомбой наперевес.
Усмехнувшись этой последней своей мысли, князь отошёл от окна и сел за рабочий стол. Ему нужно было многое ещё обдумать, чтобы иметь для князей готовые предложения, и он привык работать по ночам.
Высотное здание правительства Свердловской области в Екатеринбурге, именуемое в просторечии "Белым домом", со всех сторон окружали танки и бронемашины, а в небе над ним, рокоча, патрулировали боевые вертолёты, покачивая оружейными подвесками. И это был только внутренний слой охраны: по всей Сибири и европейской части бывшей России замерли на боевых постах расчёты зенитно-ракетных комплексов, не отрывавшие глаз от радарных экранов, и пилоты истребителей-перехватчиков дежурили в кабинах своих машин, готовых к вылету. Такая предосторожность была совсем нелишней: на съезд собрались все самые влиятельные русские князья — какой соблазн для того же богдыхана обезглавить Русь одним-единственным ядерным ударом. Конечно, время и место съезда держалось в секрете, однако на этот счёт ни у кого из князей-бояр не было ни малейших иллюзий — шило в мешке не утаишь, особенно шило такого размера.
Кое-кто из удельных властителей на съезд не прибыл, кое-кто предпочёл виртуальное присутствие реальному, но все самые могущественные князья были здесь вместе со своими ближними вассалами — необходимость скорейшей интеграции отчётливо понимал не только Василий Тёмный. Были здесь северный князь Александр Холодный ("хозяин морей", как его называли), располагавший мощным атомным флотом, усиленным камчатскими субмаринами и пребывавшим в полной готовности, и молодой питерский князь Владимир Владиславович, занявший место отца, погибшего на Чудском озере. Эти двое держались на особицу, а все прочие "военные вожди", числом до двухсот, группировались вокруг двух центров силы, коими являлись московский и сибирский князья. Михаила Могучего поддерживали омский, новосибирский, алтайский и прочие князья необъятной Сибири, а Василий Тёмный привёл под свою руку нижегородского, ярославского, волжского и других князей-"европейцев". Уральский хребет служил своеобразным водоразделом между Сибирью и Московией, и никому из князей, по большому счёту, не хотелось, чтобы он стал "горячей границей". Необходимость тесного союза (а ещё лучше — объединения) была очевидной: закавыка было только в том, под чьей рукой состоится это объединение: кто и чем должен поступиться ради общего блага.
Взвешенную и рассудительную речь Василия Тёмного слушали внимательно, кивали головами, но ухмылка на широком лице "хозяина нефти" говорила сама за себя: мол, всё так, всё верно, но кто же всё-таки будет править объединённой Русью — я или ты? И Михаил, дослушав до конца князя Василия, встал и заявил без обиняков:
— Объединяться нужно, спору нет, — врагов у нас хватает с лихвой, а сказочку про прутья веника все мы знаем. И судьба Приморского и Камчатского княжеств ведома всем — урок наглядный. Вопрос один: кто из нас станет царём русским. Давайте не будет ходить вокруг да около: реальных кандидатов на трон государя всея Руси только двое — я да вот он, Василий-князь, властитель московский.
— А меня ты, значит, в счёт не берёшь? — холодно уточнил Александр.
— Флот у тебя сильный, спору нет, и оружие атомное тоже имеется. Но, — Михаил пренебрежительно махнул рукой, — не равен ты по силе ни мне, ни ему, — он кивнул на князя Василия, с интересом слушавшего их. — Без наших заводов и научных лабораторий весь твой флот лет через пять встанет на прикол, а потом и вовсе заржавеет. И даже вдвоём с князем питерским вам не сравнятся ни со мной, ни с Москвой — сам посчитай да прикинь.
Лицо Владимира гневно вспыхнуло, но он, обменявшись с Александром взглядами, промолчал.