Книга Медное царство - Виктория Князева

— Ничего так кобылки, — ворчливо проговорил Велеба, передавая Ване поводья, — ретивы только больно, умаялись мы с Максюткой. Ну да не впервой, и не такое бывало, хорошо еще их всего три, а не целый что ни на есть табун… Вот помню, в молодости, послал меня Далмат‑царь добывать себе лунного иноходца…

И старик стал долго и нудно рассказывать про свой поход в страну вечного мрака, где под темными небесами пасутся на черных лугах волшебные кони, быстрые, как ветер, и с глазами как полная луна. Ваня слушал, зевал, несколько раз попытался прервать Велебу и отблагодарить, но, заметив предостерегающий жест Максюты, замолчал.

— Теперича всю ночь будет рассказывать свои побасенки, — зашептал Максюта ему на ухо, — я уж его знаю.

— Спасибо, — Иван с чувством пожал его руку, — как мне отблагодарить вас?

— Отблагодарить? — изумился Максюта. — Да ты, друг Иванко, и так сделал для меня столько, что и передать не могу!

Ваня смутился, а Максюта, не отпуская его руки и кивая в нужных местах Будиволну, быстро шепнул:

— Только вот что, брат. Сегодня чем могли выручили, а уж завтра — не обессудь. С утра самого, с рассвета белого в путь‑дорогу отправляемся. Слыхал, небось, что у нас в царстве делается? — Он с отчаянием взглянул в глаза Ване, ища поддержки. — Вишь, чего Елисей задумал! Я как узнал — и сердце не на месте, так в груди и трепыхается, так и болит, и ноет. Как там моя Зарена?

— Так чего ж ты ждешь? — испугался Иван. — Хватай Велебу в охапку — и домой!

— Эх, Иванко, Иванко, — покачал головой опечаленный Максюта, — я бы и рад, да кони наши подустали, за день‑то мы их как умучили!

— А все из‑за меня, — сокрушенно проговорил Ваня, — если бы не я…

Но Максюта не дал ему договорить:

— Брат, зачем обижаешь? Я бы свету белого не взвидел, если бы тебе не помог!

Иван улыбнулся и похлопал Максюту по плечу:

— Брат!

— Брат, — кивнул тот.

Проснулась Веста, долго трясла головой, фыркала и наконец увидела Ваню. Зубасто ему улыбнулась; приметила двух незнакомцев, трех царских кобылиц и довольно хмыкнула:

— Ишь ты! Никак поймали?

— Поймали, — радостно подбежал к ней Максюта, — еще как поймали! А ты, знать, и есть Громовеста?

— Она самая, — ответствовала волчица, — а ты кто?

— Так Максюта же! — всплеснул руками он. — Никак Ванька тебе про меня не рассказал?

— Рассказал, рассказал, — успокоила его Веста, — как не рассказать! А ежели ты Максюта, то это, поди, Велеба?

Будиволн, рассказывающий душещипательную историю про поход к Северному морю, запнулся на полуслове и уставился на волчицу:

— Это еще кто?

— Это я. Веста, — представилась она, — верная спутница Иванушки.

— Эге, — обрадовался старик, рассчитывающий встретить, пусть и такой, но даме благодарного слушателя, — а знавала ли ты Дедилу, хозяина Семиречья? Была у него в заводе лошадка, славная лошадка, да только, вишь, спортил кто…

Веста изумленно взглянула на Ваню, увидела, что и он, и Максюта давятся от смеха, и демонстративно подошла к Велебе.

— Слыхала, дедушка. И что же с ним сталось?

Будиволн просиял и, прокашлявшись, не спеша начал рассказывать.

Максюта же подхватил Ваню под руку и тихонько повел с площади.

— Куда мы идем? — поинтересовался тот, уже отойдя довольно далеко, — я‑то здесь ничего не знаю.

— Есть тут одно местечко, — возбужденно заговорил Максюта, — там и посидим, и поговорим спокойно. А эти, — он махнул рукой в сторону площади, — еще, поди, долго не уймутся. Я‑то старика знаю, у него этих баек в запасе больше, чем звезд на небе.

Ваня усмехнулся и посмотрел вверх. Звезды, необычайно крупные, очень яркие, поблескивали, мерцали, лили на землю неровный свет. Ветер с упорством гонял по небу облака, стараясь закрыть рогатый месяц, но тот, будто назло ветру, все время выплывал из‑за темной завесы. Было довольно прохладно, в домах горели огни, где‑то протяжно выла собака. Максюта свернул в темный переулок и уверенно зашагал вперед.

— Это здесь, за углом, — сообщил он Ване, почему‑то перейдя на шепот, — почти пришли.

И, повернув еще раз, Максюта буквально втолкнул Ивана в какое‑то крохотное помещение.

— Эй, хозяин! — заорал он таким страшным басом, что перепугал Ваню до смерти. — Гости пришли!

Раздались шаркающие шаги, кто‑то закашлялся.

— Кого еще принесло на ночь глядя? — раздался недружелюбный голос. — Чего надобно?

— Свои, — так же громко прокричал Максюта, — давай, старик, все что положено!

— Ты чего так орешь? — шепотом спросил Ваня. — Ночь на дворе, еще разбудим кого, тебя, чай, во всей округе слышно!

— Так он глухой, — так же шепотом ответил Максюта, — а что побудим — не велика беда!

— А если… — начал Иван, но не договорил, потому что кто‑то ухватил его за бока.

Ваня взвизгнул, Максюта заехал по кому‑то рукой. С пола раздалось сдавленное рычание, зажегся тусклый огонек лучины, и в его свете Иван разглядел средних размеров медведя, который силился встать, но никак не мог этого сделать, потому как у него на спине стояла могучая нога Максюты.

— А, медведика моего, ироды, обидели? — ворчливо проговорил старик, зажигая лучиной свечи. — Живую тварь эвон как умучили!

— Ты, дед, — строго закричал Максюта старику на ухо, — своего зверя‑то уйми, не ровен час, брата Иванко зашибет!

— Да какой же это зверь, — всплеснул руками старик, — это ж дитя невинное!

— Дитя не дитя, а кости ломит — будь здоров!

Ваня, краем уха слушая перебранку Максюты со стариком, стал потихоньку осматриваться. Две свечи на окне комнатушки горели неровно, больше коптили, но и их света было достаточно для того, чтобы все кругом увидеть. Потолок был так низок, что Ваня боялся задеть его головой. Всюду висели на больших крючьях мешки с какими‑то травами, пол был устелен соломой, поверх которой лежало несколько полосатых ковриков. К стене притулился небольшой стол из гладко струганных досок, ничем не застеленный, на нем стоял большой медный самовар и несколько глиняных кружек. Больше ничего примечательного не было, если не считать того же медведя, который отполз к порогу и сейчас сидел там, опасливо посматривая на Максюту. Сам старик был маленьким и сморщенным, лицо, все в мелких морщинах, напоминало печеное яблочко, темные глаза глубоко запали и часто мигали. На старике был надет какой‑то странный кафтан, весь заплатанный, но чистый, вместо кушака тощий живот старика обхватывала тонкая веревка с концами, вымазанными в смоле.

Максюта, все еще ругая хозяина, усадил Ваню за стол. Старик посмотрел на них и, махнув рукой, скрылся за маленькой дверью, которую Иван сразу и не приметил.