Книга Убийство на Неглинной - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По этой причине пожилой буфетчик Николай, которого все фамильярно звали Парамонычем, совсем заскучал. Дела не было. Отправил в кабинки несколько пар пива – и сиди себе зевай, волшебство живописное на потолке разглядывай да поминай добрым словом Силу Николаича и супругу его благоверную Елизавету Семеновну, создателей сей чудотворной красоты. Издавна сказано стариками-сандуновцами: «Ваш пот – наши старания…»
Посетовав своему помощнику на жидкого клиента, Парамоныч вдруг засобирался домой. Миша-татарин, он же Мухаммед, не возражал, поскольку «ходил» под Парамонычем не первый год и порядок старшего знал. А нынче-то и дела нет особого – доход невелик, легко и одному управиться. Словом, принял Парамоныч на грудь кружечку свеженького пивка, сунул меж стальных зубов черный подсоленный сухарик, закуску для знатоков, да и отправился себе с Богом.
Спустился на Неглинку и пошел в сторону Охотного ряда. Миновал место, где вчера, сказывали, молодого вице-премьера «замочили», это все нынешняя публика толковала. Потом свернул на Кузнецкий, стал подниматься к метро, останавливаясь у многочисленных витрин; зашел и потолкался в тесном хозяйственном магазинчике на углу, приобрел себе флакон нового заграничного аэрозоля – против тараканов, тут же, на углу, ввиду отсутствия желающих звонить, снял трубку уличного телефона-автомата и набрал номер.
Отозвались не сразу.
– Добренького тебе вечера, Вячеслав Иваныч, чего париться не заходишь?
– Ах, вон кто! Здорово, Парамоныч! – отозвался Грязнов. – Так ведь по нынешнему-то к тебе с «лимоном» ходить требуется. А где ж у меня такие гроши? Я понимаю, что подъехать мне надо? Куда скажешь?
– Да ведь ты помнишь адрес-то. Вот, значит, и… – Парамоныч словно невзначай повернулся с трубкой в руках, как бы глядя себе под ноги, а сам все же цепко, из-под опущенных бровей, огляделся вокруг. – Ну ладно, стало быть, увидимся. Пока, – и повесил трубку. После чего неторопливо спустился в метро и поехал в сторону «Тушинской», где проживал на улице Свободы.
Турецкий встал рано: надо было готовить проклятую справку для генпрокурора. Он не лукавил, разговаривая с генеральным: питерские коллеги, особенно Пименов, действительно снабдили его исчерпывающей информацией. Надо было отобрать нужное и обобщить. Но после обеда позвонил Пустовойт и поломал вечерние планы. Конечно, следовало к этой Скибе отправить все того же Смирнова, но молодой и симпатичный где-то загулял, во всяком случае, домашний его телефон не отзывался. Пришлось снова брать на себя. Пустовойт же, по твердому внутреннему убеждению Турецкого, для компромиссных бесед с дамами не годился. А после того как удалось дозвониться до самой Полины и услышать ее «плавающий» голос, это мнение подтвердилось окончательно. С такого рода дамочками вообще-то лучше всех умел общаться Славка Грязнов. Но вешать сейчас на него и эту обузу показалось чрезмерным.
В начале восьмого, побрившись и одевшись с несколько изысканной простотой, сопровождаемый насмешливым взглядом Ирины, весьма скептически относившейся к вечерней работе мужа, Александр Борисович пересчитал оставшиеся после командировки финансы, прикинул, что на небольшой допинг должно хватить, и отправился на свидание в ночной клуб «Колокола». Наличие машины должно было объяснить нежелание господина Турецкого общаться с ночными гаишниками по поводу какой-то выпитой рюмки. Такие аргументы всегда действуют успокаивающе на любую женщину, даже самую мнительную и осторожную.
Как оказалось, никаким клубом «Колокола» не были: обычное, но с некоторыми претензиями – к примеру, швейцар в форме старшего офицера британской колониальной армии – ночное заведение, где стояла рулетка, несколько карточных столов и вдоль длинной стены тянулась лакированная стойка бара. Вот и все кружева. Остальное – расхожее новорусское сермяжество: колокольчики при входе, расписанные церковными куполами стены, поддужные бубенцы и прочая церковно-купецко-ямщицкая канитель на портьерах и занавесках. Вроде и богато, но безвкусно.
Швейцар на входе осведомился, по своей ли охоте или по чьему-то приглашению прибыл гость. Турецкий, как было условлено со Скибой, назвал ее фамилию. Швейцар равнодушно кивнул и предложил пройти во второй зал, где их дожидаются у окна, в углу слева.
Пройдя под занавесками, издававшими мелодичный звон, и мельком оглядев вполне приличный выбор напитков в баре, «важняк» отодвинул в торце зала портьеру, также отметившую его приход перезвоном, и вошел в небольшой ресторанный даже и не зал, а скорее большой кабинет на три стола. За крайним слева, как и было сказано, сидела парочка. Он был плотен телом и острижен по самой последней моде – кубарём. Профессия почти не оставляла сомнений. А вот его даму Турецкий легко узнал и тут же вспомнил, кто такая эта Полина Скиба и в каких популярных фильмах видел он в маленьких, но ярких эпизодических ролях сию очень симпатичную разбитную бабенку. Только она всегда была пышноволосой и русой, а тут сидела женщина с короткой темной прической в стиле двадцатых годов. На вошедшего обернулись оба. Мужчина кивнул, встал и вразвалку, от ощущения собственной могучей силы, наверное, прошел мимо Турецкого к выходу. Полина взглянула как бы с легким интересом и сделала приглашающий жест рукой. Гость прошел и сел на стул напротив. Улыбнулся и сказал:
– Здравствуйте, Полина… Не знаю вашего отчества, но, кажется, в ваших компаниях и не принято? Можете и меня называть Александром, Сашей, как вам будет угодно. Спасибо, что согласились встретиться. В силу, вероятно, понятных вам причин, я хотел бы задать несколько вопросов, но не уверен, что здесь – самое место.
– Ну почему же?… – Было заметно, как она подавила у себя желание обернуться, оглядеться. Турецкий понял, что ее пасут, причем в открытую, ничего не стесняясь. И сделано все это специально, чтобы узнать, какие вопросы интересуют господ ментов, ну и все остальное в том же духе.
Соответственно вести беседу в таких условиях было бы глупо. Надо поискать более простой какой-нибудь вариант, вроде выйти прогуляться, от чего женщина наверняка откажется: заметит, что погода неподходящая, или еще что-то в том же роде. Начать секретничать – еще больше вызвать подозрение. И Турецкий выбрал действительно самое простое. Тут же подошедшему официанту заказал бутылку шампанского для дамы, а себе – бокал сока, предъявив в качестве объяснения автомобильные ключи, которые крутил на пальце.
Официант с усмешкой заметил, что такой заказ проще получить в баре, на что Турецкий возразил: там шумно, а здесь достаточно уютно и спокойно. Официант посмотрел на Скибу, та молча кивнула в ответ, и он удалился.
– А ведь я сразу узнал вас, едва увидел! – радостно начал он тоном простецкого и неискушенного зрителя, оказавшегося неожиданно наедине с кинозвездой. И следующие полчаса, включив в действие все свои способности по части охмуряжа, старательно вспоминал наиболее яркие, по его мнению, эпизоды из ее фильмов. Живописал с неподдельным восхищением, как она была хороша там-то и там-то, как он, было дело, буквально влюбился в нее, чем вызвал жуткий приступ ревности у своей жены. Словом, он пел, как кенар перед своей птичьей свадьбой, не останавливаясь и охотно подливая шампанское в пустеющий бокал. Скоро и Полина, и те, кто слушал их «беседу», могли убедиться, что перед ними обычный тупой ментяра, сдуру пытающийся усесться не в свои сани.