Книга Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли

* * *

Все это относило время появления убийцы в квартире ближе к шести часам.

Когда с хозяйкой было покончено, главной задачей преступника стало создать впечатление, что убийство произошло гораздо позже. С этой целью покойницу переодели в ночную рубашку. В двух вещах преступники просчитались (Роджер с удовлетворением отметил для себя эти две подробности перед последним своим визитом в «Монмут-мэншинс»): во-первых, они оставили жертве вставные зубы и, во-вторых, не надели на нее халат. То, что на покойной не было нижнего белья (это отметил Морсби), тоже отлично с этим согласовывалось.

В отличие от этих двух фактов, другие сыграли на руку преступникам. Из них самым заметным был тот, что дважды в течение пяти часов мисс Барнетт имела обыкновение пить чай с булочками с изюмом; но можно допустить, что это была не слепая удача, а искусно использованный результат добротной подготовки преступления. Следующий факт — рядом с кроватью стояла немытая чашка, а в постели валялись крошки, по распоряжению Морсби подвергнутые лабораторному анализу. Может, и эти детали были подстроены, но Роджер склонялся к мысли, что просто так уж сошлось. Он пришел к этому выводу, вспомнив, как выглядела кровать. Это довольно трудно — придать заправленной постели такой вид, будто в ней спали, но в подлинности постели мисс Барнетт сомнений быть не могло. Попросту говоря, мисс Барнетт спала в своей постели никогда ее не заправляя, и крошки могли копиться в ней неделями, так же как немытые чашки — рядом с ней. Особенности характера мисс Барнетт вполне позволяли сделать такое предположение.

Затем преступнице потребовалось энергично инсценировать следы поисков и установить приспособление для шумового эффекта так, чтобы уйти до того, как вернется с работы миссис Эннисмор-Смит. Выйти следовало не позже 6.30. Ну, предположим, четверти часа вполне достаточно на все, так что пребывание преступницы в квартире мисс Барнетт длилось, скажем, от 5.55 до 6.10. Алиби следовательно, следует проверять за этот временной интервал, и беседа с миссис Бойд (когда та протрезвеет) прояснит для нас, кто в том или ином направлении пересекал порог «Монмут-мэншинс».

А между прочим, следует ли посвящать Морсби в этот существеннейший поворот дела?

Размышляя об этом, Роджер направился в спальню, где, увы, провел бессонную ночь.

Мистер Бэррингтон-Брейбрук не покидал своего офиса во вторник двадцать пятого октября почти до семи вечера. Утомительные расспросы в универмаге Хэрриджа продолжались почти целый день, и пришлось даже пригласить на обед клерка винного отдела, благодаря чему наконец Роджер и получил эту ценную информацию, подтвержденную неопровержимым свидетельством бухгалтерских книг.

День был потрачен впустую. Злой, даже чаю не успевший выпить, в шестом часу он вернулся к себе в Олбани, где в кабинете, за машинкой, обнаружил Стеллу, всем своим видом выражавшую терпеливое смирение. Роджер дернул за шнур звонка.

— Мидоуза нет, — сказала Стелла.

— Значит, как только он вернется, я его уволю.

— Он сказал, что на полдня он сегодня выходной.

— Наплевать. Я его уволю. Какие могут быть выходные! Я всех увольняю. Вас тоже, Стелла.

— Вы уже пили чай?

— Нет.

— Я так и подумала. Я вам сейчас его приготовлю. — И она решительным шагом вышла из кабинета.

Роджер рухнул в кресло и вытянул ноги к огню. Пожалуй, неплохо все-таки иметь в доме женщину. Во всяком случае, иногда.

Женщина вернулась с горячим чаем и сдобными булочками, налила ему чашку. Он проглотил три булочки подряд, и их сливочная мягкость его умиротворила. Он почувствовал себя лучше.

— Послушайте, Стелла, — сказал он, — ну почему такое чудовищное время уходит на то, чтобы выяснить, что некая особа делала в некий час некоего дня?

— Разве, мистер Шерингэм? Я никогда об этом не думала. Не представляю.

— Я тоже. И все-таки этого никто, кажется, вспомнить не в состоянии. Так что если я спрошу мужчину, что Он делал в шесть часов вечера в прошлый вторник, чем и собираюсь вскоре заняться, он просто никакого понятия не будет об этом иметь.

— Тогда спросите женщину!

— Это я тоже предполагаю сделать, но от женщин толку будет еще меньше.

— Не может быть.

— Это факт, дорогая моя. Это один из тех вопросов, на которые никто никогда ответить не может. Да что там, даже вы, со всей вашей бесконечной деловитостью, даже вы с этим не справитесь.

— Вы слишком предубеждены. Что, опять пари? Я надеялась, вы поумнели.

— Ни в коем случае. Я не меняю своих привычек. Итак, чем бы вам хотелось пополнить свой гардероб?

— Это не важно. Я ставлю полкроны.

— Дорогая моя, я люблю, чтобы мои ставки стоили того, чтобы за них волноваться. Как насчет трех пар…

— Я вам сказала: полкроны.

— Ну что ж. Пусть будут несчастные полкроны. Итак, вперед, к победе! Он подавил зевок и съел последнюю булочку.

Стелла принялась отсчитывать дни на пальцах:

— Да. Именно в этот день и именно в этот час я сидела в «Колизеуме». Полагаю, как раз в это время работали клоуны на велосипедах.

— Стелла Барнетт, речь идет о крупной денежной сумме. Вы не можете рассчитывать, что я поверю вам на слово.

— Боюсь, вам придется это сделать, — холодно сказала Стелла. — Будьте любезны отдать мне мои полкроны.

— Сначала докажите.

— Да как же я могу это доказать? Впрочем… не остались ли у меня корешки билетов? — Она поднялась, взяла сумочку и порылась в ней. Пожалуйста! — воскликнула она победно, извлекая оттуда два желтоватых клочка. — Второе представление, двадцать пятое октября. Я вовсе не так рассеянна, как вы думаете!

Роджер протянул ей монету.

— Я вижу, здесь два корешка, — вкрадчиво произнес он. — Значит, вы были там не одна?

— Даже я не дошла еще до того, чтобы одной ходить в «Колизеум»!отрубила Стелла.

— В какое время начинается второе представление? В четверть шестого? Если бы я, — Роджер выделил местоимение, — если бы я был обручен с прелестной девушкой, — он говорил тихо, задумчиво, словно сам с собой, — я бы никогда не повел ее развлекаться в такое нелепое время. Я бы повел ее в такое время, когда развлекаются люди, наделенные здравым смыслом, и сначала бы мы поужинали.

— Мистер Паттерсон, то есть Ральф, не в Лондоне живет, — слегка покраснев, сказала Стелла. — Ему не очень удобно поздно возвращаться домой.

— Если бы я был обручен с прелестной девушкой, — продолжал Роджер, — я бы служил ее прихотям, забыв о своем удобстве.

Стелла покраснела еще больше:

— Мистер Шерингэм, вам не кажется, что вы ведете себя вызывающе?

— Кажется, — улыбнулся Роджер. — Но, по правде сказать, Стелла, у меня был такой бездарный и утомительный день, что мне хочется подерзить. Ну не дуйтесь. Я не собираюсь обольщать вас. Не потому, конечно, что обольщение не в моих правилах, обольщение — занятие очень почтенное, а потому, что вы как-то не вызываете вдохновения.