Книга Харбинский экспресс - Андрей Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СТРАСТИ ВОДНЫЕ И ЛЕСНЫЕ (ОКОНЧАНИЕ)
Сделав обзор жизненному пути Клавдия Симеоновича, генерал к разговору интерес потерял и невежливо отвернулся. Но Сопову было плевать на столь явное неуважение. Проницательность Ртищева казалась подозрительной и даже опасной. А Сопов был из людей, благодушная внешность которых обманчива. И угроза не столько вызывала в нем страх, сколько к действию побуждала.
Больше всего Клавдий Симеонович не любил непонятностей. Как в событиях, так и в людях. За жизнь он повидал всякого и вынес твердое убеждение, что народишко в целом — предмет незатейливый, а если и попадаются средь него свои перлы, то при вдумчивом рассмотрении всегда можно найти подход. Так сказать, подобрать ключик.
Сейчас он пытался найти какое-то объяснение метаморфозе, происшедшей с генералом за последние часы. Но безуспешно. И это было нехорошо. Прямо сказать, это пугало.
Где-то наверху раздалось слышанное уже стрекотание. Оно становилось то тише, то громче, словно пробовал силы некий огромный сверчок.
Ртищев по-прежнему стоял у кромки болота и смотрел на гнилую желтую воду. Закатное солнце наискось пробивалось сквозь сосновые кроны, и в его лучах генеральский лик смотрелся профилем на старинной монете. Казалось, этот человек мыслями находился теперь где-то в невообразимой дали.
Ну, где он сейчас обретался, неважно. Существенно другое: как ни метко определил Ртищев род занятий Клавдия Симеоновича, знать наверняка он не мог все равно. И для начала стоило принудить генерала сомневаться в собственной прозорливости. Дело в том, что одна из заповедей, которую внушал своим людям фон Коттен, гласила: что бы ни случилось — не попадайся. А попался — не признавайся.
Сопов поднялся и подошел к генералу.
— Ваше превосходит-ство…
Генерал обернулся.
— Что вам?
— Знаете, пора.
— То есть?
— Да вот живот подвело, сил нет терпеть. Так что на вашего кота я согласен.
Генерал молча поглядел на Клавдия Симеоновича.
— Только, хоть вы меня и окрестили жандармом… — Сопов замялся. — Словом, сам приготовить эту скотинку к употреблению не смогу. Не сумею. Ни за что, увольте. На вас вся надежда.
Ртищев, казалось, колебался.
— Рано, — сказал он. — Придется вам пострадать.
— Отчего ж?
— Оттого, что вы настоящего голода еще и не чувствовали. Это у вас так, нетерпение желудка. Оно скоро пройдет. Вон, ягод болотных пожуйте. Только не черных — а желтых, с косточкой.
Кот во время этого разговора сидел тихо в своей корзине. Словно понимал, что судьба решается. Свернулся клубком и глаза закрыл. И только по нервному движению пушистого уха можно было понять, что он не спит и все слышит.
Сопов крякнул.
— Эх, господин генерал! Пользуетесь моей мягкостью. Нехорошо. А если у меня с голода колика сделается?
— Бросьте кривляться. Ничего с вами не будет. Вам похудеть полезно. Вон какое чрево. Видно, не слишком бедствовали, — заметил саркастически.
Сопов обиделся.
— Что ж вы меня попрекаете? Сами на паперти не сидели. В «Метрополе» вон обретались. А что до костлявости вашей, так это природное, а вовсе не от лишений.
С последним он немножечко перегнул, но генерал будто и не заметил.
— Не считаю возможным опускаться до каких-либо объяснений, — сказал генерал.
И отвернулся, гордец.
* * *
Они вновь двинулись в путь и шагали без передышки почти два часа.
— А почему вы знаете, что мы верно идем? — спросил, задыхаясь, Сопов. Он прибавил шагу и почти догнал генерала.
— Потому, что на запад передвигаемся.
— А Харбин, позвольте узнать, в какой стороне?
— На юго-западе.
Генерал по-прежнему шел впереди. Годы все же брали свое: ссутуленная спина, поникшие плечи. В грязной шинели (застегнутой притом на все пуговицы!), с корзиной, он напоминал провинциального актера, запившего с безденежья и вздумавшего идти по грибы.
Но и Клавдий Симеонович, хоть был двадцатью годами моложе, не лучше выглядел. Он выдохся окончательно. Грязный пот заливал глаза, кровососы лезли в уши и рот. Он их уже не отгонял, а просто давил, размазывая по лицу в черную кашу.
Наконец Сопов остановился:
— Я не понимаю. Харбин на юго-западе. А мы с вами идем на запад. Это для променаду или здесь некая хитрая математика?
— Да, вы не понимаете, — ответил генерал, тоже останавливаясь. — Слушайте: примерно в семидесяти верстах от Харбина русло Сунгари устремляется точно с запада на восток и ниже по течению имеет две излучины. Насколько я представляю, пароходная коллизия приключилась, едва мы прошли первую. Дабы вновь выйти к реке, нам следует двигаться точно на запад, соединив своим маршрутом оба изгиба русла.
— Для чего нам к реке?
— Где река, там жилье. А сорок верст по здешней тайге, чтоб прямиком к Харбину, ни мне, ни вам, сударь, не вынести.
— Да почему вы во всем уверены так?! — воскликнул Сопов, начиная раздражаться.
— Потому, что я, к вашему сведению, офицер русского Генштаба, — с достоинством ответил Ртищев.
— Бывший.
— Средь генштабистов бывших не бывает.
— Пусть так.
У Сопова не было ни малейшего желания спорить. Он чувствовал, что в душе его нарастает беспричинное раздражение против старого генерала. Впрочем, может, не такое уж беспричинное? Что ни говори, господин Ртищев — темная лошадка. А такие лошадки бывают опасны.
Некоторое время он мысленно разбирал свои подозрения. Потом сказал:
— Знаете, лучше нам разойтись.
— Почему?
— А странный вы человек. Я таких не люблю. И не доверяю. В одиночку как-нибудь доберусь. Мне компания без надобности.
Генерал внимательно посмотрел на него.
— Усталость в вас говорит, — сказал он. — От нее и злость. Вы утомились, растеряны и напуганы. В таком душевном настрое здесь можно запросто сгинуть, и не найдет после никто. Надобно идти.
Сопов швырнул саквояж и уселся на мох.
— Нет. Проваливайте, ваше превосходительство.
— Вы что же, ночевать тут собрались?
— А хотя бы и ночевать. Вас не касается. Не ваше дело.
Ртищев приподнял брови, отчего редкие стариковские волосы на темени пришли в движение. Посмотрел как-то странно — и тоже сел.
— Ну что ж, отдохнем. Может, и впрямь заночуем. Пожалуй что и пришла очередь нашего ужина.
Он посмотрел на корзину, сквозь прутья которой блеснули две зеленые искры.