Книга Возвращение - Олег Говда

— Но ведь вы даже не ищете! Вы просто ждёте, чем всё закончится?

— Вариант спонтанности уже отличается от внесения корректировок. Но ты не прав — я думаю…

— Третье тысячелетие?!

— Для Мироздания, время не имеет значения. Важно найти просчет, понять — где засбоило… А исправить её — чего уж проще?

Рядом с первым креслом в воздухе свилось и загустело туманное облако, уютно укутывающее старенькое плетеное кресло-качалку, и восседавшего на нем благообразного и совершенно прозрачного старика.

— Благословенны будьте, дети мои, — торжественно прогудел призрак, окутываясь при этом в дым, как в пелерину, благоухая традиционной лавандой. — Все бунтуешь, Эммануил?

— А ты опять подслушиваешь, дедуля? — Сын плюхнулся на ближайший стул. — Ни один разговор без тебя не обойдется!

— Очень надо, — фыркнул Святой Дух. — Не забывай, что боги, по определению, всеведущи и вездесущи. Поэтому, естественно, что я в курсе вашей дискуссии, и так же естественно — принимаю в ней непосредственное участие. Тем более что первая ошибка, о которой упоминал твой отец, была совершена мной. В опровержение, так сказать, тезиса о непогрешимости…

При этом Дух столь неподдельно опечалился, что даже окутывающая его дымка уплотнилась и запахла хризантемами.

— Кто ж мог предположить, — промолвил Отец, — что люди, изгнанные из Рая, так обрадуются своей неограниченной свободе и столь интенсивно станут плодиться и осваивать новые блага, что совершенно забудут о своём главном предназначении.

— Никто не мог, — согласился с ним Святой Дух, разгоняя руками перед лицом дымок, от чего запах цветов сделался почти удушливым. — Потому что кроме меня никого больше не было. А я увлёкся. Сначала хотел просто попугать строптивую парочку, а потом пошёл на принцип…

— Не оправдывайся. — Отец потянулся к камину и протянул к огню руки. — Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать лишний балласт, оставив на воспроизведение наиболее удачную особь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего счастья и благоденствия. И что? Наследники праведника выродились до уровня неуправляемости буквально за несколько поколений. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской ничего от человечества добиться не удалось. Хаос только возрос.

— А как же мои деяния?! — Сын, протестуя, вскочил на ноги. — Разве подброшенная людям философия христианского всепрощения не улучшила показатели шестого тысячелетия?

— К сожалению, нет, — ответил Дух. — Всё, чего ты достиг, Эммануил, — это частичная и кратковременная стабилизация морально-этического континуума. Последние стагнации регресс проходит с устрашающей скоростью. А во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Собственно, ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от отца немедленного вмешательства. Но только на этот раз спешить будем медленно. Потому что, если так и не поймём, в чём концептуальная ошибка, проект «Человечество» придётся свернуть как не оправдавший вложений и бесперспективный. Причем в самом ближайшем будущем…

— То есть как это — свернуть? — переспросил Эммануил. — Коллапсом?

— Нет, землетрясениями и эпидемиями баловаться станем, — буркнул Святой Дух.

— Но это же!.. — Сын задохнулся. — Безнравственно…

— Скажи еще — негуманно, неполиткорректно и, вообще, бесчеловечно, — хмыкнул Отец. — Понахватался жаргона… А что прикажешь? Тем более они сами вскоре ввергнут себя в бездну небытия, а заодно увлекут в Хаос и остальные миры Порядка? При этом, заметь, разговор ты начал. И действовать потребовал… А я всего лишь сидел и размышлял.

— Ну вот, а кто-то считал, что жить вечно — уныло и скучно. — Эммануил даже прохаживаться перестал. — Имея таких родичей?.. Подожди, ты сказал — и остальные миры? Значит, не везде так плохо?

— Не везде, — подтвердил Святой Дух. — Но уловить хоть какую-то закономерность, причину, по которой одни миры развиваются более-менее стабильно, а другие начинают куролесить, пока так и не удалось.

— Сидя у камина? — насмешливо хмыкнул Эммануил. — Эдак вам еще не одно тысячелетие понадобится… Для того, чтоб понять душу человека, надо позволить ей раскрыться. Во всей красе… или — неприглядности.

— А вот это мысль. — Отец от удовольствия даже губами причмокнул. — Это надо попробовать. И ведь на поверхности лежало… Молодец, Эммануил!

— Думаешь? — засомневался Святой Дух, тоже придавая себе задумчивое выражение. Он-то хорошо знал, что разговор затевается с единственной целью: подтолкнуть Сына к этой идее. — Вполне, вполне… Берем отдельного индивидуума, самых средних параметров, переносим его в экстремальные условия и…

— Эй-эй! — забеспокоился Эммануил, видя, что головы старших богов повернулись в его сторону. — В прошлый раз, когда вы корчили такие же умные лица, мне пришлось взойти на Голгофу. Надеюсь, не забыли?

— Не волнуйся, — успокоил его Святой Дух, — на этот раз обойдется, чтоб мне снова одному во тьме скитаться. Просто посмотришь вблизи… Проконтролируешь. Ну как?

Сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:

— Хорошо. Почему бы и не попробовать? Несмотря ни на что, люди заслуживают последний шанс.

— И всё-таки, Эммануил, ты излишне импульсивен, — неодобрительно проворчал Отец. — То ты, как Тень, предлагаешь рубить с плеча, то ратуешь за милосердие и всепрощение. Мечешь молнии — и тут же готов на самопожертвование. Видимо, слишком много человеческого передалось тебе от матери.

— Кстати, — оживился Эммануил. — А что вещает мамина интуиция? С ней вы уже говорили? Или сочли вопрос слишком сложным для женского ума?

Святой Дух сразу стал более прозрачным, а Отец поскучнел и притворно зевнул.

— Будто мы не знаем, что Мария скажет. Твоя мать давно обвинила нас во всем и потребовала оставить людей в покое. Кстати — это еще одна из причин, почему мы с дедом воздерживаемся от практики. Ну так что? Ты готов?

— Как? — непроизвольно оглянулся Сын и шагнул назад. — Прямо сейчас?

— А чего тянуть? — заблагоухал черемухой Святой Дух. — Главное начать, а там покатится потихоньку… С Божьей-то помощью…

* * *

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза даже этот полумрак казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущаяся в густых зарослях, и при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. Будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее — он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько действительность соответствовала ожидаемому результату, еще предстояло выяснить.