Книга Счастливчик - Майкл Джей Фокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же это работало? Писатель Эй Би Уайт как-то сказал о юморе, о попытках разложить его по полочкам: «Это похоже на препарирование лягушки: интересно паре человек и вдобавок лягушка от этого умирает». Считаю, это же справедливо и для психоанализа. Обычно психоаналитик и его пациент должны долго друг к другу притираться, чтобы вышел толк. Мы с Джойс нашли общий язык мгновенно. После того, как на первом же сеансе я узнал много новых подробностей о своих невзгодах, на последующих сеансах мои защитные механизмы были уже отключены, и я полностью доверился ей. Я не чувствовал ни осуждения, ни критики, ни нравоучений. Позже узнал, что у Джойс имеется опыт работы в театре, поэтому не возникало никаких недопониманий, когда я заводил разговор о проблемах в карьере. Тем не менее мы не были друзьями — она ясно дала понять, что у меня не получится очаровать, заболтать или послать к херам моих демонов, или, как их называет Юнг, — теней.
Погрузившись в процесс, я отдался ему с головой, встречаясь с Джойс три раза в неделю. Тем не менее на это уходило не так уж много времени. Но эти три часа позволяли мне погрузиться в жизнь, реагировать на всё, с чем сталкивался, без лишней эмоциональной нагрузки, что накопилась внутри. Кабинет Джойс стал, по её словам, «хранилищем энергии», святилищем, где раз отперев дверь в моё подсознание и выпустив наружу страх и неопределённость, я мог оставлять их там, пока не вернусь, чтобы тщательнее исследовать. Мне больше не нужно было прятаться в ванной, переживая, что из меня могут вырваться неправильные слова. Теперь я мог говорить их хоть все пятьдесят минут, три раза в неделю. Это как принять душ: быстрое освежение вместо длительного купания — не просто экономия времени, но и признак нового мировоззрения.
Дым начал рассеиваться. Теперь моя жизнь не была полностью объята пламенем. Остались небольшие очаги, но вскоре с помощью Джойс и они должны были потухнуть. Старые устои летели к чёрту, иногда через силу. Через пару недель мой помощник позвонил и попросил перенести встречу. Джойс сказала ему, чтобы я сам ей позвонил. Когда я перезвонил, она укоризненно попросила, чтобы мой помощник удалил её номер из своего «Ролодекс». Если мне было что сказать, я сам должен был ей звонить. Также было, когда она вручила мне счёт на оплату, а я сказал ей обратиться с этим к моему бухгалтеру. «Нет, это только между нами. Ты пользуешься моими услугами — ты и расплачивайся». Таким образом Джойс ловко и решительно установила правила сотрудничества, чтобы противостоять проблемам, с которыми я сталкивался за пределами её кабинета. Ага, ясно — это «Курс базовой ответственности взрослого человека». Так живёт большинство людей. И — никаких пузырей.
Паркинсон был очагом, который мы не могли потушить, но работали над моим отрицанием. Первым шагом было подчинение себе диагноза, вместо того, чтобы быть подчинённым ему. Принятие не обошлось без вспышек злобы и боли, как физической, так и психологической. Если на сеансе левая рука начинала дрожать, Джойс просила, чтобы я бил по ней кулаком другой руки вплоть до синяков. Через несколько недель по просьбе Джойс я сходил к другому манхэттенскому терапевту — доктору Бернарду Крюгеру. Он посоветовал мне сходить к ведущему неврологу Бостона — доктору Алану Ропперу. Я договорился (самолично!) с ним о встрече, и в первую неделю февраля 1994 отправился самолётом в Бостон.
Алан Роппер был из тех врачей, от которых так и прёт авторитетом и уверенностью. Соавтор «Принципов неврологии», толстенного талмуда, считающегося неврологической библией. Много лет назад во время одной из наших встреч Алан пытался объяснить, почему мой организм определённым образом реагировал на тот или иной препарат. Он открыл эту гигантскую книгу и начал её листать, сказав без тени смущения: «Не помню, что я написал об этом».
Доктор Роппер провёл поверхностный осмотр, затем мы уселись в его кабинете для разговора. Он выписал мне несколько рецептов. У него было своё мнение о различных лекарствах и их титрировании[64], чтобы увеличить эффективность и сгладить транзицию[65].
Он объяснил происхождение многих одолеваемых меня симптомов, описав причины и способы проявления, об отношении которых к болезни я даже не подозревал. Например, моя склонность сводить кончики всех пальцев левой руки в одной точке, образовывая голову страуса, — явление, называемое «разбить палатку». Проявление симптомов только на левой половине тела тоже являлось характерной особенностью болезни. БП с ранним началом почти всегда ассиметричная или односторонняя: в проявлении симптомов в течении нескольких лет только с одной стороны нет ничего необычного (хотя со временем они неизбежно начинают затрагивать и вторую половину). Сам доктор Джеймс Паркинсон отметил это явление, когда впервые описал заболевание в 1817 году.
Вся эта новая информация помогла избавиться от неопределённости и чувства изоляции. Я и так был в курсе всех проявлений, потому что испытывал их на собственной шкуре, но доктор служил источником более обширных знаний. Он помог мне осознать болезнь, как таковую в отрыве от личного опыта. Это было не уникальное заболевание. Существовали и другие люди, у которых было то же самое. И хотя я не получил особого облегчения, но понял, что я не один такой.
К моему удивлению доктор Роппер тоже был мной доволен. Он не придал значения моей необразованности в теоретических знаниях, несмотря на длительный период с момента диагноза. Вместо этого похвалил за умение увидеть и описать симптомы. «То, что вы актёр, по сути вынуждает вас следить за собой. Методика, при помощи которой вы переживали и выражали свои ощущения, сильно отличается от методик других пациентов. Это даём вам преимущество в управлении». Как ни странно, разговор с доктором Роппером принёс мне успокоение. Немало времени прошло, с тех пор как я последний раз беседовал с неврологом или хотя бы просто с человеком, имеющим представление о болезни Паркинсона. Прежде
