Книга Дом на солнечной улице - Можган Газирад

гроба. Амир не был омыт розовой водой или обернут в белый хлопок. Он все еще был одет в зеленый шлем и ботинки, ту же форму цвета хаки, что я видела на фото. Его лицо не было обезображено, но над правой бровью было маленькое пулевое отверстие, и узкий потек крови прилип ко лбу. Когда его тело достали из гроба, чтобы похоронить, шлем соскользнул на лоб, и я увидела его затылок. Его череп был разломан, и сгустки крови покрывали белые комочки мозга.

Никто из братьев Амира не смог заставить себя спуститься в могилу. Есть в исламе такой ритуал, когда близкий родственник погибшего спускается в могилу и читает последнюю молитву, одновременно тряся труп. Один из мужчин с повязкой спрыгнул в нее, пропел молитву и положил тяжелый плоский камень на голову Амира. Он действовал быстро, прекрасно зная, что говорить и что делать. Потом я узнала от папы, что это были члены Фонда мучеников, выученные проводить похоронные церемонии. Он столько раз прокричал, что Амир был подарком имаму Хомейни, что старшая сестра Амира не вынесла этого.

– То ро бе Хода бас кон![30] Хватит! – прокричала она ему, захлебываясь слезами.

Понемногу тело Амира скрылось под комьями сброшенной в могилу земли. Дядя Забих сел рядом с Азрой, склонив голову ей на плечо. Ее седые волосы выглядывали из-под черной чадры. Она многие недели не красила волосы хной и не замечала, что чадра практически свалилась с головы. Дядя Забих дрожал, раз за разом зовя Амира по имени. В солнечном свете на его щеках сверкали слезы. Возможно, он надеялся, что сын услышит его и ответит. Но Амир был мертвенно молчалив среди стенающих женщин и застывших мужчин, не отрывающих глаз от его быстро заполнявшейся могилы.

Я все размышляю, не следовало ли мне послушаться мама́н и не заглядывать в гроб. Почему она привела меня в то ужасное место, если не хотела, чтобы я видела? Сейчас я прихожу только к одному выводу: она хотела, чтобы я осознала истинную природу лжи, которой по ложечке кормил нас исламский режим в СМИ. Она хотела, чтобы я увидела, каким мрачным и тусклым было на самом деле это обоготворенное кладбище, несмотря на попытки революционеров возвеличить в стране культ мученичества.

Меня физически тошнило после того, как я увидела разломанный череп Амира. Я отступила от могилы и отошла от толпы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Алюминиевые памятники мучеников окружали меня. С каждого смотрела фотография молодого человека в рамке. На вид всем им было около двадцати. У некоторых на лицах не было и намека на щетину. Даты рождения не сильно отличались от моей. Амиру было семнадцать, старше меня всего на пять лет. Болезненная реальность мучила меня в тот момент. Будь я мальчиком, я могла бы быть на его месте, мертвая в семнадцать, лишившаяся единственного шанса пожить и познать мир. Как могли эти мученики согласиться на такое предложение? Как могли они быть уверены, что после смерти гурии будут ублажать их перед ликом Аллаха? Как могли они поверить в такие идеалы и расстаться с жизнями? Там, в квартале мучеников, я поняла, что значит пожертвовать собой ради обоготворенной идеи.

В центре квартала мучеников я увидела кровавый фонтан. Красная вода лилась широким потоком, булькая на круглых ступенях. Я не знала, установили ли его, чтобы символизировать всю кровь, пролитую ради Исламской республики. Везде были фотографии аятоллы Хомейни, установленные на стойки или приделанные на алюминиевые памятники рядом с фотографиями мучеников. Кем был этот Хомейни, что в подарок ему лилось столько крови?

Загадка Ширин

Она взяла в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы, и в нем написала имена и заклинания, и поколдовала, и прочла слова понятные и слова непонятные.

«Рассказ второго календера»

– Сегодня мы приступаем к пятому постулату Евклида, известному также как аксиома параллельности, – сказала госпожа Борхани и провела прямую линию по зеленой доске перед классом. После обеда по четвергам у нас была геометрия. Шелковица на школьном дворе поспела, и ее липкий нектар размазался по карнизам окон. Королева, лежащая в тени, лизала спелую черную ягоду, раздавленную перед ее усами, и слушала монотонный голос учительницы, рассказывающей про Евклида. Следуя ее примеру, все мы в полудреме слушали рассказ о параллельных прямых, пока они тянулись в бесконечность.

Госпожа Борхани поправила очки испачканными мелом пальцами, оставив белую отметину на кончике носа.

– Теперь я хочу, чтобы вы доказали, что через точку, не лежащую на данной прямой, можно провести одну и только одну прямую, параллельную данной, – сказала она. – Нуша, можешь повторить то, что я только что сказала?

Нуша вздрогнула, услышав свое имя. Она выпрямилась на стуле и на одном дыхании повторила слова госпожи Борхани.

– Хорошо. Я дам вам десять минут на доказательство.

Госпожа Борхани отряхнула следы мела со своей темно-синей туники и прошла обратно к своему столу. Пять минут спустя кто-то постучал в дверь класса.

– Войдите, – громко сказала госпожа Борхани.

Зашла девочка из другого класса и передала ей белый конверт. Она прошептала что-то на ухо госпоже Борхани и вышла из класса.

Мы с открытыми ртами наблюдали, как она открывает конверт.

– Смотрите в свои тетрадки, – сказала она. – У вас осталась одна минута.

Дочитав записку в конверте, она тут же кинула на меня взгляд. Нахмурившись, она сказала:

– Можи и Нуша, вас вызывают в кабинет госпожи Задие!

В груди оборвалось сердце. Я посмотрела на Нушу, гадая, чувствует ли она то же. Я боялась, что персонал школы заметил, как мы крались на чердак. Я не ходила туда так часто, как прежде, но Нуша постоянно звала меня туда во время полуденной молитвы, а я изо всех сил старалась время от времени показываться в молельном зале. Мы обе встали и поспешили к двери, пока остальные девочки смотрели на нас с открытыми ртами. Мы быстро прошли по коридору и вышли из основного здания школы. Административное здание находилось на противоположной стороне двора, сбоку от актового зала. В первой комнате этого здания был кабинет госпожи Задие.

– Готова поспорить, что они узнали о наших походах на чердак, – сказала я. Руки у меня дрожали от страха.

– Держи себя в руках, Можи, – прошептала Нуша. – Мы пока не знаем.

Госпожа Мирза, высокая и грузная заместительница директрисы, прикалывала объявление на доску, когда мы