Книга Небо в алмазах - Александр Петрович Штейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пересекая Атлантику, плавал в Тихом. В душе остался след.
Спохватился поздно. А так хочется успеть».
В журналах все чаще мелькало имя молодого, но уже завоевавшего прочный читательский кредит шестидесятисемилетнего прозаика.
В пятом номере «Нашего современника» за 1964 год — документальная повесть «Первое дипломатическое поручение».
Все из той же серии — «Невыдуманные рассказы».
О невыдуманном, жившем в ту пору в Ялте вице-адмирале в отставке Александре Васильевиче Немитце, известном в советской исторической литературе как «первый красный адмирал».
* * *Письма его, записки, дарственные всегда немногословны, по-мужски и по-морскому лаконичны, даже суховаты, и всегда за ними не равнодушие — заинтересованность в чужой судьбе, в литературе, в современной жизни.
С пометкой «29.3.65» получил я его «Повесть о неистребимом майоре», напечатанную в журнале «Москва».
Начинается повесть с вопроса:
«Приходилось ли вам наблюдать, как коллектив самых обыкновенных людей, распределив между собой роли и даже применяя методы конспирации, объединяется для чтобы общими усилиями, но скрытно, делать доброе дело?
Совершенно случайно мне удалось быть свидетелем подобной коллективной воли к добру».
Повесть объемистая, однако сильно сокращена — журнальный вариант.
И автор пишет мне не без горечи:
Как жаль, что я не Шекспир.
Кто бы посмел тогда сократить 20 страниц и поправить стилистически, даже не спросив бедного Вильяма?!
Очевидно, это — помощь молодому автору?
Подозреваю, что вы еще не пользуетесь всеми привилегиями страдфордца, но убежден, что уже давно выросли из штанишек начинающего адмирала».
Последнюю публикацию его в одиннадцатой книжке Нового мира» за 1967 год я уже прочел без его ставшей традиционной дарственной.
Корректуру напечатанной там его невыдуманной новеллы «Переводчик» И. правил за неделю до смерти.
В 1970 году вышли отдельным сборником в Воениздате его «Морские истории». Есть в этих историях и далекие времена, и первые годы революции, и годы минувшей войны.
И — «Досуги старого адмирала»...
* * *...Это утро адмирала Н. Г. Кузнецова началось с телефонного звонка И. С. Исакова:
— Через десять минут буду у вашего подъезда.
Так очутились они неподалеку от здания Московского университета.
Иван Степанович был очень рассеян. Разговор не клеился...
— Я думаю, после смерти все же назовут один из эсминцев моим именем. Ведь у меня не остается потомства... — тихо сказал Исаков.
Видимо, были это сокровенные его мысли, высказанные вслух старому товарищу.
Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ты сейчас далеко-далеко, Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти четыре шага...Ему до смерти оставалось тогда пять дней.
* * *Ракетный корабль «Адмирал Исаков» находится сейчас в составе Военно-Морского Флота Советского Союза.
В КОНЦЕ СОРОКОВЫХ ГОДОВ...
М. И. Ромм решил ставить двухсерийный фильм по моему сценарию «Адмирал Ушаков».
Сценарий долго до того блуждал по закоулкам киностудий — все не находились охотники. Студия «Мосфильм» предложила сценарий Всеволоду Пудовкину — отказался: после «Адмирала Нахимова» ему хотелось совершить прыжок из истории в современность, и Всеволод Илларионович стал горячо уговаривать написать ему сценарий о современном Военно-Морском Флоте. Но я к этому труду тогда не был готов.
Владимир Петров сказал, что писал он уже сценарий об Ушакове совместно с прозаиком Анатолием Виноградовым, автором романа «Три цвета времени». Но что-то у них не сложилось, а по второму разу идти назад, в историю, к адмиралу Ушакову, у него нет, как он выразился, «творческого аппетита».
Был таковой у Сергея Юткевича, написавшего мне об этом большое письмо; был таковой и у Ефима Дзигана, постановщика «Мы из Кронштадта», но в те времена и тот и другой по разным причинам оказались не в чести у кинематографического начальства, и оно наотрез отказало обоим в их желаниях, несмотря на все ходатайства неприкаянного автора.
Он, автор, к тому времени, отчаявшись, написал на основе своего же сценария пьесу «Флаг адмирала». Пьеса была напечатана в журнале «Звезда», поставлена в Большом драматическом театре имени Горького в Ленинграде, в Центральном театре Советской Армии в Москве, получила Государственную премию; кинематограф вытащил из забвения валявшийся сценарий, он был отослан Ромму, и Ромм позвонил мне, сказал, что ставить будет, но не видит возможности уложиться в односерийную картину, есть единственный выход: будет двухсерийный фильм.
Я, сами понимаете, не сопротивлялся.
Ромма, человека свежего для Военно-Морского Флота — и тем более для флота восемнадцатого и девятнадцатого столетий, надо было спешно и капитально оснастить познаниями в военно-морском деле и в военно-морской истории.
До зарезу нужны были эрудированные консультанты, — где их возьмешь?
Один, верно, был — академик Евгений Викторович Тарле, о нем пойдет речь дальше...
Но Тарле мог быть консультантом, так сказать, гражданским, а Ромму требовался консультант военный и притом эрудированный, понимающий толк не только в истории, не только в военно-морском деле, но и в литературе.
И я обратился к Ивану Степановичу Исакову.
Исакова как раз тогда одолевал очередной приступ боли; его уложили на больничную койку, готовя к очередной операции.
Поехали с Роммом в больницу.
Познакомились — адмирал и режиссер.
Друг другу понравились.
Знакомство вскоре перешло в дружбу.
Даже домами.
Ольга Васильевна, строго оберегая покой мужа, очень фильтровала стремившихся к встречам с адмиралом по самым разным поводам ученых, военных, кинематографистов, журналистов.
Михаил Ильич был профильтрован и — допущен.
Свойственная Ромму экспансивность не подвела — влюбился в консультанта и страстью своей заразил всех участников будущих двух фильмов об адмирале Ушакове.
Среди них были и режиссеры-ассистенты, ученики его, Базелян и Чухрай, были операторы Шеленков и Иоланта Чен, был главный исполнитель, сам адмирал Ушаков, Федор Федорович, в лице артиста Ивана Переверзева, был тут и мой давний знакомец по Кронштадту, Борис Ливанов, и вся съемочная группа, без исключения, увлеклась адмиралом.
Тому были основания.
Начиная с неотразимого исаковского обаяния, пленившего всех.
Но не только.
Теоретическая, военно-морская, историческая эрудиция больного, но энергично вмешивавшегося во все вопросы труднейших съемок, в каждую их деталь главного консультанта оснастила всю группу и была поистине неоценима.
Художники, инженеры, строители, по старинным чертежам восстанавливавшие облик ушаковского флагманского фрегата «Святой Павел», позволяли себе звонить глубокой ночью на квартиру к адмиралу, дабы узнать, к примеру, каков диаметр фок-мачты «Святого Павла»; и, кротко здороваясь с этими невежами, Исаков тут
