Книга Равнина Мусаси - Доппо Куникида

словно были от него за тысячи вёрст, и только спокойное и величавое небо объединяло их всех под своими синими сводами.

Старик пошарил правой рукой в левом рукаве, вынул сигарету «Асахи» и сунул в рот. Затем достал спички. Коробка была сломана и почти пуста, в ней оставалось всего несколько спичек. Две спички он испортил, третью наконец зажёг и закурил.

Ему, видимо, доставляло удовольствие попыхивать сигаретой. Беловатый с голубыми просветами дым плыл перед глазами, завивался в колечки и исчезал.

«Кажется, это Току?» — подумал Исии, увидев сквозь тающий дымок молодого господина в европейском костюме. Их разделял газон шириной в сорок метров, и старик не мог хорошо разглядеть. Пожалуй, не он, но уж очень похож. По фигуре и по походке — вылитый Такэси… Молодой человек скрылся в тени деревьев.

Эта встреча вернула старика к действительности.

Ямаками Такэси, племянник Исии, заходил к нему дня три назад и довольно резко упрекал за бездеятельную жизнь. Старик Исии обычно звал его Току, так как молодого человека при рождении назвали Токускэ, и только когда ему исполнилось тринадцать лет, родители, поддавшись общей моде, переименовали его в Такэси[65].

Увидев Току, старик вспомнил, что говорил ему племянник три дня назад.

Нельзя сказать, чтобы доводы Току были вовсе лишены оснований. Основания были, но говорил он не от души. Сам он так не думает. Он говорит общепринятые вещи, то, что все сейчас говорят. А в действительности Току просто-напросто хочет, чтобы я подрабатывал. Отсюда и все эти разглагольствования о недопустимости праздной жизни: «Пока есть руки и ноги, пока можно зарабатывать, надо зарабатывать». Он предлагал даже свои услуги, говорил, что стесняться нечего, что можно выбрать работу полегче и заработать иен десять. «Человек всё время должен быть деятельным, пока в нём тлеет жизнь, работать, пока не заболеет или не умрёт, — в этом долг человека». Ну, конечно, в этих доводах есть другая подоплёка.

«Да, хотел заставить меня работать», — подумал старик. Папироса его потухла.

Год назад старик Исии оставил службу и ушёл на покой, получив триста иен в год пенсионных. На месяц приходилось двадцать пять, а семья — четыре человека: он, жена и две дочери — двадцатилетняя О-Кику и восемнадцатилетняя О-Син, и, как обычно, в банке ровно столько, чтобы не умереть с голода. Но Исии не унывал.

Ведь живут же как-то рикши и рабочие, уверял он. Конечно, без еды не обойдёшься, и за квартиру надо заплатить, и всё — от покупки риса и до платы за обучение О-Син — надо рассчитать, но если постараться, то можно обойтись и на двадцать пять иен.

Так рассуждал Исии. Если можно обойтись, нужно обходиться. «Предположим, я бы мог согласиться на какую-нибудь лёгкую работу в качестве мелкого чиновника где-нибудь в компании, или учреждении, или в конторе при больнице, но каково будет мне, проработавшему долгую жизнь и с благодарностью вышедшему на пенсию! Я не доходил до того, чтобы восхвалять наш „блестящий век“ всеобщей умиротворённости, никогда подолгу не болел, ни к высшему начальству, ни к низшим никогда не питал зависти или ненависти. Просто служил. В этот, как говорят, блестящий век я отшельник. Благодарение богу, получаю свою пенсию, на это мы и живём. Не жадны мы, вот и живём дружно и ладно. Ну а если к двадцати пяти прибавить ещё десять иен, то можно уже роскошествовать… Но алчность ведь не имеет предела… А поступишь на службу, тогда из-за каких-то пяти, пусть десяти иен не сможешь посидеть дома и в ненастную погоду. Если ты мелкий чиновник, то пусть у тебя хоть из носа течёт, — ты должен вместе с юнцами плестись на работу. Брр! — вот что я ответил ему. Когда ушёл со службы, то и родные, и знакомые уговаривали взять какую-нибудь лёгкую работу, предлагали даже содействие, но вот по этой-то причине я от всего отказался. Жена не жалуется, у неё добрый характер, для неё что бы ни было — всё хорошо. Ни разу даже не упрекнула. И дочери Кику и Син помогают ей, то обед приготовят, то к зеленщику сбегают. Поэтому старику Исии можно и побездельничать».

Но мать Такэси, младшая сестра жены Исии, относилась к этой бездеятельности иначе. Интересно, как она рассуждала? Наверное, так: сестра слепо ему повинуется, женщина есть женщина, а ведь если бы этот Исии согласился взять небольшую работу и к двадцати пяти иенам прибавилось бы ещё десять — как было бы хорошо! И вот она решила попросить Такэси уговорить старика.

Он упрямец, но ему можно помочь наставлением. И вот в одно прекрасное воскресенье в два часа пополудни Такэси отправляется на улицу Минами в районе Акасака посетить Исии и выяснить на месте обстоятельства дела. Маленький непроезжий переулок из трёх домов. И его обитель — ветхий домишко, хуже не найдёшь. Прихожая в четыре с половиной татами, она же столовая, здесь стоит хибати и прочие принадлежности. Следующая комнатка в восемь татами — гостиная; кроме того, возле кухни — ещё одна комнатушка в три татами. С южной стороны к веранде примыкает совсем узкая, не больше трёх метров шириной, полоска сада. Там аккуратными рядами стоят цветы в горшках — любимое занятие старика. Хоть и тесно, но всё в полном порядке, нигде ни соринки: и порог, и небольшие колонны, и веранда — всё вычищено, всё блестит.

— Разрешите войти? — спросил Такэси, раздвигая передние сёдзи. В столовой никого не оказалось.

— Это я, Такэси, — сказал молодой человек. Тогда из гостиной послышался голос тётки: «Току? Входи, входи».

Такэси раздвинул фусума и увидел, что дядя с тётей сидят в гостиной друг против друга и играют в го. Дядя мельком взглянул на Такэси, улыбнулся и кивнул. А тётка попросила:

— Току, будь добр, подожди. Мы скоро кончим. — Она была очень увлечена игрой.

— Пожалуйста, пожалуйста, не спешите, — сказал Такэси, которому так и не удалось докончить свои приветствия. Он, правда, был несколько удивлён, но ему оставалось только подойти и наблюдать за игрой.

— Току, ты играешь в го? — спросил дядя, не отрывая глаз от доски.

— Нет, не увлекаюсь, мне ни к чему.

— А всё-таки, как по-твоему, можно взять четвёртую?

— Да, если пойти пятой.

— Х-ха-ха… ладно, пятой так пятой.

— А я и не знал, что тётя играет в го.

— Я-то? Я старый игрок, — ответила тётка, не поворачивая головы.

— Вы всегда так играете?

— Нет, только когда остаёмся одни… А, подожди-ка!

— Нет уж, хватит, — ответил Исии, взяв пешку. Теперь он был спокоен.