Книга Через пять лет - Ребекка Серл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сажусь.
Окидываю взглядом давным-давно остывшую пасту.
– Прости, что опоздала.
– Ты не опоздала, – отмахивается Дэвид.
Верно. Мы с ним ничего не планировали на сегодняшний вечер, и на часах всего лишь половина девятого. Время, когда я обычно прихожу домой.
– Спагетти, похоже, пальчики оближешь, – вру я.
– Послушай, – вздыхает Дэвид. Он не из тех, кто любит наводить тень на плетень. – Нам надо поговорить.
Я в упор смотрю на него. Он выглядит усталым, отстраненным и таким же холодным, как смерзшиеся на тарелке спагетти.
– Давай поговорим.
– Я… – Он качает головой, в его голосе проступают горькие нотки. – Я… Поверить не могу, что именно я должен это произнести…
– Прости, Дэвид. Мне так жаль.
Но он меня не слышит.
– Ты хоть понимаешь, каково мне?
– Нет, – признаюсь я. – Не понимаю.
– Я ведь люблю тебя.
– И я люблю тебя, Дэвид.
– Да, я люблю тебя, но чертовски устал быть тем, с кем ты готова разделить свою жизнь, но… но не свое, черт тебя побери, сердце.
Я чувствую тяжесть в груди. Острым ножом колет душу. Судорогой сводит живот.
– Дэвид… Ты всегда в моем сердце.
– Возможно, ты меня действительно любишь, – в отчаянии всплескивает он руками, – но мы оба знаем, что ты не хочешь выходить за меня замуж.
«Разумеется, любишь! Но ты не влюблена в него!» – эхом звучат в моей голове слова Беллы.
– Что ты городишь? Мы же помолвлены! Планируем свадьбу! Мы вместе уже семь с половиной лет.
– Пять из которых мы помолвлены. Если бы ты хотела выйти за меня замуж, ты не канителилась бы так долго!
– Но Белла…
– Белла здесь ни при чем! – повышает голос Дэвид, что ему совершенно не свойственно. – Если бы вопрос был только в Белле! Но суть-то не в ней! Бог мой, Данни, я переживаю за Беллу не меньше твоего. Я понимаю, что она для тебя значит. И я тоже люблю ее, но… Как я уже сказал – вопрос не в ней. Ты отлыниваешь от свадьбы вовсе не из-за того, что Белла больна. Который год ты всячески уклоняешься от замужества.
– Мы работали в поте лица, – возражаю я. – На износ. Такова жизнь. Наша с тобой жизнь!
– И сколько мне еще ждать? – взвивается Дэвид. – Я спрашиваю тебя – сколько? Ты знаешь, каково мое мнение. Ты знаешь, как долго и терпеливо я ждал.
– Подожди до лета. – Стараясь держать себя в руках, я разглаживаю на коленях салфетку. – Каких-то шесть месяцев. Они не сыграют никакой роли.
– Сыграют. Пройдет полгода, и ты придумаешь новые отговорки, найдешь новые оправдания.
– Нет!
– Да! Просто потому, что ты не хочешь выходить за меня замуж!
Я сникаю. Начинаю плакать. По моим щекам катятся тяжелые холодные слезы.
– Но я хочу, хочу.
– Нет. Не хочешь.
Но я чувствую, как он жадно ловит мой взгляд: он сам до конца не верит в то, что говорит. Он хочет, чтобы я убедила его в обратном, доказала ему, что он ошибается.
И я ведь могу. Несомненно могу. Стоит мне только захотеть. Стоит мне только продолжить рыдать. Протянуть к нему руки. Сказать ему то, что он так страстно желает услышать. Внушить ему, что я жду не дождусь дня нашей свадьбы. Что у меня сердце замирает всякий раз, когда он заходит в комнату. Что я безумно люблю его: люблю завитки его волос надо лбом, люблю тепло его тела, люблю его нежное сердце.
Но – нет. Все это будет враньем чистой воды, а Дэвид заслуживает большего. Намного большего. Он заслуживает правды. Правды и ничего кроме правды. И это единственное, что я в силах ему предложить.
– Дэвид… – Меня пробирает дрожь. – Не знаю, как объяснить… Мы идеально подходим друг другу. Прекрасно уживаемся, но…
Он отстраняется. Швыряет на стол салфетку. Выкидывает белый флаг.
Несколько минут мы сидим в полнейшей тишине, прерываемой лишь тиканьем часов. Так бы и выбросила их в окно. Закричала бы – остановитесь! Прекратите свой бег! Не приближайте нас к будущему, ибо все самое страшное ждет нас именно там, впереди.
Тишина становится невыносимой: напряженной и звенящей, как струна, которая вот-вот лопнет. Я не выдерживаю. Вскидываю глаза на Дэвида.
– И что теперь?
Дэвид подымается, отодвигает стул.
– А теперь ты уйдешь.
Он скрывается в ванной и закрывает на щеколду дверь. Я бездумно, мало что соображая, складываю еду в контейнеры. Мою посуду, убираю ее в шкаф.
Присаживаюсь на диван. Утром меня здесь не будет… Достаю телефон.
– Данни? – сонно бормочет Белла, откашливается и совсем другим, бодрым голосом весело спрашивает: – Как дела?
– Можно я приду к тебе?
– Спрашиваешь!
На своих двоих я одолеваю двадцать кварталов к югу. Когда я захожу в спальню, Белла в цветастой бандане сидит на диване – не на кровати! – уплетает явно что-то вкусное и смотрит по телевизору старенький комедийный сериал «Сайнфелд».
Я бросаю на пол сумку. Присаживаюсь на диван и разражаюсь слезами. Захожусь надрывным, отчаянным ревом.
– Ну-ну, – успокаивает она меня. – Тише, тише. Что бы там ни случилось, все наладится.
Разумеется, она заблуждается. Ничего уже не наладится. Но когда Белла меня утешает, это неимоверно приятно. Никто не умеет так ласково поглаживать меня по спине, тихо сдувать упавшие мне на лицо волосы и шептать на ухо ободряющие слова.
Надо же, как все перевернулось. Встало с ног на голову. Раньше я и подумать не могла, что буду рыдать в ее объятиях. Раньше роль утешителя отводилась мне, и Белла обливалась слезами у меня на плече, оплакивая разрыв с очередным парнем или ссору с родителями. Я считала, что защищать Беллу – моя прямая обязанность. Кому, как не мне, полагала я, ограждать ее, взбалмошную, легкомысленную и безответственную, от всех тягот жизни? Кому, как не мне, сильной духом, уравновешивать слабости ее прихотливой натуры? Но я обманулась: сильной была вовсе не я, а Белла. Потому что только сильный не боится рисковать, преступать границы, жить по велению сердца, а не разума и пить чашу страданий до дна. Но как же это невообразимо тяжело. Такое чувство, будто в моей душе бушует смертоносный ураган. Боюсь, я этого не переживу.
– Переживешь, – шепчет Белла. – Уже пережила.
И я понимаю, что говорю вслух. Время идет, а мы так и сидим на диване: я, свернувшись калачиком у нее на коленях, и она – склонившись надо мной. Мы боимся шелохнуться, боимся спугнуть это прекрасное мгновение, то самое мгновение, которое так и хочется поймать, запечатлеть, сохранить и продлить на веки вечные, на всю оставшуюся жизнь.