Книга Обвиняется в измене - Айя Субботина

— Оставь, - бросает через плечо Денис, когда замечает, что я тянусь за блокнотом. — Не пригодится.

Мы поднимаемся на эскалаторе на один из верхних этажей, полностью отведенный под бутик мужской одежды. Когда заходим — пара консультантов спешит нам навстречу. Обе немного за тридцать ухоженные и явно после солярия. Глазки не строят, но оценивают Дениса как «добычу» и переглядываются между собой, словно договариваются, что в этой охоте каждый сам за себя. Меня замечают только после того, как Денис немного поворачивает голову в мою сторону и с издевкой говорит:

— Мне нужно выбрать пару рубашек, костюм, ремни, галстуки.

— Это не входит в мои обязанности, - слабо сопротивляюсь я, потому что он успевает снять пиджак, сдернуть галстук и расстегнуть пару верхних пуговиц.

— Это входит в ваши обязанности, Одуван. Так решил ваш начальник-самодур.

— Не видела этот пункт в моих служебных обязанностях, - пячусь к выходу я.

— Потому что я их еще не утвердил, - скалится он, медленно расстегивая рубашку уже почти до пояса. — Хочу внести еще пару пунктов. Считаю, самое время их обсудить.

Денис так резко выбрасывает руку и хватает меня за запястье, что мне остается только слабо сопротивляться, когда он втаскивает меня в примерочную и резко задергивает за нашими спинами плотную занавеску. Толкает к стене и со всей силы припечатывает ладонью стену прямо рядом с моим лицом.

— Ты вообще охренела, зараза малолетняя?! — Он такой злой, что из ноздрей вот-вот начнет валить раскаленный пар, — снова убежала и ни хрена не сказала?! Снова тишина, что хочешь, Денис, то и думай, а я буду вся такая загадочная и неуловимая? А потом поманю тебя пальцем как пацана, все равно ведь прибежишь!

Я сначала тушуюсь, потому что под таким напором ломаются даже столетние сосны, а потом, вдруг вспомнив тот взгляд его жены, завожусь с пол-оборота.

— Ты — бабник! — Звук моей пощечины такой высокий и резкий, что чуть не взрывает плафон висящей над нашими головами лампы. - Ненавижу тебя! Меня от тебя тошнит!

И меня правда тошнит.

Прямо на его расстегнутую рубашку.

Первых несколько секунд я пытаюсь отдышаться и нарочно закрываю глаза, чтобы не видеть, что натворила. Это смешно, но в голову почему-то лезут воспоминания о завтраке: пара ржаных галет, джем, чай с лимоном. Ну, по крайней мере, меня не вывернуло полупереваренным супом или салатом «Оливье».

— Очень взрослый способ выражать протест - растерянно, но без злости, ворчит Денис. — Браво, Одуван, ты превзошла себя.

Я осмеливаюсь приоткрыть один глаз, чтобы осмотреть область поражения.

В общем, все не так плохо, как я думала.

Но Денис остался без рубашки, и брюки тоже придется снимать.

А его тугой рельефный пресс выглядит очень сексуально даже... в цветах моего «протеста».

— Одуван, это правда не смешно - продолжает ворчать Денис, потому что меня начинает потряхивать от плоха сдерживаемого веселья. — Ты в курсе, что мне придется на хрен раздеваться до трусов?

— Когда это вас смущало, Денис Александрович? — иронизирую я и быстро достаю из сумки упаковку влажных салфеток, чтобы промокнуть рот. Еще парочку протягиваю Денису.

Он вздыхает, качает головой и кое-как снимает рубашку, сворачивая ее кулем.

— Просто королевский жест, Софья Ивановна, — подыгрывает мне, пытаясь привести в порядок брюки, но потом злится и машет рукой, словно посылая их куда подальше. — Тебе плохо? Зеленая вся.

— Со мной все отлично, - задираю нос, но тут же скукоживаюсь, потому что перед глазами снова все плывет. — А у вас, говорят, счастливое семейное воссоединение, идиллия. На чем записать такое счастье?

— Хватит мне тут цитировать старые фильмы, Одуван, а то я еще не решил, сожрать тебя целиком или отпустить с миром, — он потирает щеку с выразительным отпечатком моей пятерни, скалится и добавляет: - Или провести учебно-воспитательную работу. Говорят, до особенно «умных» лучше всего доходит через задницу. Раз уж так сложилось, что именно в ней, судя по всему, протекают твои основные мыслительные процессы.

Он берется за ремень на брюках и нарочно выразительно его расстегивает.

Непонятно каким образом это происходит, но я вдруг отскакиваю от него в другой угол кабинки и выставляю вперед обе руки.

— Я буду кричать!

— Больная, - тяжело вздыхает Денис, спускает брюки и, как ни в чем ни бывало выходит из примерочной, оставив меня наедине с испачканной одеждой.

Мне нужно немного времени, чтобы прийти себя: подышать, успокоиться, в конце концов вспомнить, что я решила быть самостоятельной и взрослой и больше не давать себя притеснять. А тем более указывать, где у меня мозги.

Вот же... нехороший человек.

Я кое-как приседаю, подавляя головокружение, сгребаю одежду в охапку, выхожу и осматриваюсь. До ближайшей корзины — десяток шагов, и для этого мне придется пройти через часть зала. В центре которого, словно статуя Микеланджело, только в трусах с неизменным логотипом «СК», стоит Ван дер Мейер, и, словно цветок страсти, благоухает, созывая пчел для опыления. Обе жужжат вокруг него, с каким-то слишком уж натужным благоговением прикладывая к его груди рубашки и галстуки, как будто от этого зависит, высадимся ли мы на луну в следующем году.

Собрав волю в кулак, выразительно топая по мраморному полу, иду до корзины и со вздохом облегчения сваливаю туда испорченную одежду. А потом прямиком к двери. Пусть не думает, что я собираюсь терпеть его позерство.

— А ну стоять, - рыкает мне в спину Денис. — Переступишь порог — я тебя лично выпорю

«Ага, так я и послушалась!» - мысленно дерзко огрызаюсь я.

Но все-таки не решаюсь опустить ногу и потихоньку, спиной, как рак, пячусь обратно в зал, как будто какая-то невидимая сила решила взять под контроль мое тело и распоряжается им вопреки моей воле и желаниям.

Знаю я, что это за сила.

— Папочкин сынок, - ворчу себе под нос, незаметно прикладывая ладонь к животу, — Будешь ему подыгрывать — не видать тебе борща с солеными огурцами.

Я усаживаюсь на диванчик, сбрасываю с плеч пальто и нарочно тяну самый нижний журнал из высокой стопки на столе. Само собой, пирамида тут же подкашивается и неумолимо сползает на сторону, чтобы через секунду превратиться в груду на полу. Одна из работниц магазина недовольно поворачивает голову, мерит меня взглядом и снова устремляется к Денису.

— Одуван, иди-ка сюда, - зовет он, нс я делаю вид что оглохла и ослепла, и статья о вреде порнографии, которая оказывается на первом же случайном развороте, интересует меня намного больше, чем прихоти Тирана. Он повторяет еще раз, чуть повысив тон, а потом снова угрожающе рычит: - Быстро, Соня, пока мое терпение не отыгралось на тебе за убитые и невосстановимые нервные клетки.