Книга Ущелье - Маргарита Епатко

– Мы не надолго, – пропищала одна из них – Уже почти светло.

– Милые вы мои, – заплакала девушка. – Спасибо вам.

– Не хнычь, – строго проклекотал орлан. – Показывай дорогу!

Авдотья стояла на крыльце, ругая себя последними словами. В станице уже пропели третьи петухи. Работящие бабы пошли в хлев на утреннюю дойку коров. А Маланьи все не было. И тут показалась разноголосая птичья стая. Низехонько перевалившись через крепостную стену, она пролетела над станицей, почти цепляя крыши домов. Хищные, полевые, лесные птицы, сбившись в плотный ком, гомоня и поругиваясь, влетели во двор к ведьме и бережно опустили на землю свой груз.

– Доченькая моя, – ведьма стала на колени у бледной от потери крови Маланьи. – Жива?

– Все хорошо, – прошептала девушка. – Отблагодари их. Я не могу, – и она закрыла глаза.

– Спасители, благодетели, – Авдотья отвесила пернатым, продолжающим суетиться во дворе, тройной поклон и бросилась в сени. Выволокла оттуда заготовленное для курей ведро зерна и высыпала перед стаей. Орлан и ворон переглянулись.

– И вас не забуду родимые. Погодите немного, – сказала ведьма и, открыв погреб, взяла с ледника кусок мяса.

Ворон величаво кивнул головой. Орлан одобрительно захлопал клювом.

– Все будет хорошо, – прошептала Авдотья, затаскивая дочку в дом. Она была слишком занята, чтобы заметить соседскую старуху. А та вжалась лицом в плетень, с ужасом глядя на происходящее во дворе у ведьмы. Дождавшись, когда Авдотья занесла дочку в дом, старуха, мелко крестясь, выбралась из укрытия и, хлопнув калиткой, выбежала на улицу.

Вечерело. Усталая Авдотья, окинув строгим взглядом спящую дочь, наконец, перевела дух. Рана у девушки была не опасной. Плохо было то, что она потеряла много крови. Но с этой бедой ей удалось справиться.

– Ничего. Отлежишься, еще и свадебку сыграем, – почесав нос, произнесла ведьма.

Нос к неприятностям чесался с утра. Но ей было некогда придавать этому значение.

Громкий стук в дверь подтвердил опасения.

– Да что ж мне ни отдыха, ни сна, – проворчала Авдотья, открывая щеколду. За дверью никого не оказалось. Стучавший, кем бы он ни был, успел добежать до десятка станичников столпившихся за калиткой. Среди них стояла соседка, несколько ее знакомых старух, дед со сторожевой башни, казаки свободные от караула. Возглавлял разношерстную делегацию атаман.

– А скажи-ка нам Авдотья, – строго и громко произнес он, – зачем ты народ мутишь?

– Вы о чем это? – женщина нахмурилась.

– Да говорят, что дочь твоя ночью на метле летала. Потом с утра созвала ты во двор всяких птиц и приказала им истребить зерно на полях. А оно только в колос пошло.

– Кто говорит-то? – уточнила Авдотья.

– Да вот она, – один из казаков вытолкнул старушку-соседку вперед.

– Так все и было. Вот вам крест, – зачастила она. – Прилетела стая. Орлы с воробьями. И как стали тут мельтешить, а она …

– Мне тут слушать сказки об орлах подружившихся с воробьями недосуг, – перебила соседку Авдотья. – Дочь у меня вчера слегла. Обсыпало ее всю. Жар большой. Может тиф? Кто не верит, может в хату заглянуть.

Толпа у плетня настороженно замерла.

– Я и сама с ног валюсь, – Авдотья демонстративно вытерла пот на лбу. – А соседушка моя наговаривает. Не по злобе, конечно. Может у нее самой жар. Болезнь-то опасная. Вы бы огородили от нее станицу.

Толпа отхлынула назад, оставляя у плетня старушку в одиночестве.

– А ну, геть отсюдова домой, – крикнул на соседку атаман. – Проследи, чтоб из дома неделю глаз не показывала, – приказал он молодому казаку.

Парень тяжело вздохнул, не смея ослушаться. Старушка, плача и причитая, скрылась в своем доме.

– Ты уж извини, Авдотья, – сказал атаман, подходя ближе к калитке, и поманил ведьму пальцем. – Слышь, эта заполошная и у меня в хате была. Так я интересуюсь, эта зараза ко мне не перекинется?

– А ты прикажи, чтоб пробелили все. Известь заразу и сожрет, – усмехнулась ведьма.

– И то верно, – поднял палец атаман и пошел прочь от дома.

Люди торопливо расходились по домам, пряча глаза от Авдотьи. Остался только молодой казак, поставленный в караул у соседкой хаты.

– Матушка, – раздался голос соседки из-за плетня, – не серчай. Посоветуй, чем лечиться? – старушка выглядывала из-за забора. Ее платок сбился на плечи, открывая редкие седые волосики, стянутые в косицу с мышиный хвостик.

– Глупость не лечится, – буркнула себе под нос Авдотья и пошла в дом.

– Я же отблагодарю-ю-ю, – завыла старушка. – Как кабанчика зарежем, лучший кусок сала отда-а-ам.

– Не угомонится же, – Авдотья сердито сорвала с потолка в сенях пучок сушеного пустырника, добавила к нему мяту и вышла на двор.

– Милостивица ты наша, – еще громче запричитала старуха.

– В чай на ночь по листику добавляй, – всунула она старухе травы. – И не жадничай! Положишь больше, болезнь снова вернется.

Старушка закивала и, схватив травы, мышкой юркнула в дом.

– Тетка Авдотья, а мне чего делать? – подал голос парень у калитки.

– Службу нести, как атаман сказал, – ответила Авдотья. – Казак на службе не болеет.

Наше время

Молочный туман высокой стеной отделял людей от леса и дороги. Казалось, только мерцающее пламя дежурных костров не дает сомкнуться белесому капкану.

– Ну ладно, Рома, дальше я сам подежурю, – участковый хлопнул по плечу парня, заставляя его залезть к соседу в машину. Студент в изнеможении откинулся на сиденье и провалился в сон. Участковый осторожно закрыл дверцу, стараясь не будить людей. Туман продолжал обступать участок дороги со всех сторон. И сейчас Петр Кузьмич остался с ним один на один. Но ему было не страшно. Еще сидя у костра, он понял что происходит. Догадка была ошеломляюще простой и в то же время фантастичной. Оставалось ее проверить.

– Розовый кролик, – прошептал он, двигаясь в сторону тумана.

Он вспомнил девчушку, вытаскивающую из тумана двух кроликов. Милых и безобидных, как и сам ребенок. Картинки из детства промелькнули в голове.

– Розовый, розовый, – повторил участковый, делая шаг, навстречу сгустку, отделившемуся от общего белого месива.

– Ме-е-е, – упрямо произнесла коза, материализовавшаяся на дороге.

Петр Кузьмич ошеломленно уставился на животное безумной карминовой окраски.

Коза явно сердилась. Она топнула копытом по асфальту, двинулась к застывшему участковому и укоризненно посмотрела на его руку.

– Машка, – удивленно произнес мужчина, нашаривая в кармане остатки печенья. Он с детства любил сладкое, пряча его по карманам. Его бабка, не отличавшаяся любовью к единственному внуку, всегда ругала мальчонку за лишний съеденный кусок. Мама в эти моменты отмалчивалась. Потом выскакивала за ним на улицу, приговаривая: «Ты уж потерпи, жить нам где-то надо», и всовывала в карманы печенье и конфеты, купленные тайно от старухи. А во дворе Петьку всегда поджидала бабкина коза.